Лошади с крыльями. Виктория ТокареваЧитать онлайн книгу.
шла по шоссе. Мимо неслись машины, и бензин оставлял после себя запах города.
– А потом? – спросила бы Алка.
– Потом было завтра девять утра. И послезавтра девять утра. И девять вечера. И целая неделя. И месяц. Он не позвонил.
– Как? – Алка остановилась бы на обочине шоссе, и глаза ее стали темные, почти черные, как шоссе.
– Не знаю, – сказала бы Наташа. – Не поняла.
– Он не приехал?
– Не знаю. Я же сказала: я ничего не знаю.
– Может быть, он покончил с собой? Может быть, его убила руководительница выставки?
– Может быть, я уже думала – несчастный случай. А мне не сообщили. Откуда они знали, что мне надо об этом сообщать?
– А может, у него нет ни копейки денег. А без денег он не хочет ехать. Из гордости.
– Может быть. А может, у него уже другая и они договариваются о новой дочери.
– Нет, этого не может быть.
– Не может быть.
– А ты сама не звонила?
– У меня нет никаких его координат. Ничего. Он исчез так, как умел исчезать только он один.
Она его нарисует. Маугли в ковбойской панаме на ладони фокусника. Был и нет.
Что это? Что это? Что???
Не девочка. И не дурочка. Но вот не понимает. Не понимает и не поймет никогда.
Сказочный лес, убранный талантливым декоратором, остался по бокам от шоссе. Белесое небо было будничным. В нем трудился самолет, оставляя после себя след, чтобы с земли была видна его траектория.
Мансуров, где ты? Легкие, прозрачные колечки лука, праздник повседневности… Взгляд вполоборота, потрясение на грани катастрофы… Новая дочка с личиком, омытым его выражением. Где это все? Где все это? Где?
– Вот машина! – обрадованно вскрикнул Володя. – Поехали!
– Поехали, – отозвалась Наташа.
«Здравствуй, моя жизнь. Магазин с продавцом, который щиплет брови. Здравствуй, мое родное одиночество и душа, бесприютная, как детдомовское дитя. Да здравствует честный союз с одиночеством. Вот это не подведет».
Природа не оставляет раны раскрытыми. Она кладет на них рубцы. А рубцы – еще жестче и надежнее, чем прежняя ровная кожа. И все же рубец – это уродство. Изуродованная рубцами душа.
Мансуров глянул на нее вполоборота, те самые вполоборота, от которых сердце останавливалось… Если бы он вышел сейчас из леса на шоссе или выскочил из проходящего грузовика… Взял за руку, сказал: «Пошли!» Пошла бы и не спросила: «Куда?» Мансуров! Где ты? Ведь ты же был зачем-то? Тогда зачем?
Ехали молча. Это было молчание двух банкротов, только что отошедших от лопнувшего банка.
– Надо бы приемник купить в машину, – сказал Володя.
– Просто необходимо, – отозвалась Наташа. – Твоих барышень развлекать. Чтоб вам весело было.
– Опять, – вздохнул Володя.
– А что, нет? Не так?
Чего она ждала? Чтобы он сказал: так? Она не ревновала Володю. Это была игра в заинтересованность. Но он был не ее, значит, чей-то. Не мог же он быть ничьим. И было противно думать о возможности его двойной жизни. Для себя она допускала двойную жизнь, а для него