Клиффхэнгер. Настасья АстровскаяЧитать онлайн книгу.

      – Привет, – сказал Лева. – Извини, у меня… вон чего.

      Нася улыбнулась, погладила маленький носик, выглянувший из-под куртки.

      И они с Левой осторожно обнялись.

      Полдня разбирались, как быть с котенком. Отвезли к ветеринару, отыскали людей, которые возьмут на передержку и найдут ему хозяев.

      Потом грустили, что не могут оставить себе. Съемная квартира, принципиальный хозяин…

      Лева обнимал Насю за плечи и утешал:

      – Ну, ничего, купим себе квартиру, заведем сколько хотим котов и собак… Сейчас все наладится, честное слово.

      И даже сам верил в это, надо же.

      – Конечно, наладится, – улыбнулась Нася. – Ну и потом, у меня есть уже один Котуся.

      – Из тех, что точно никогда не промахнутся мимо лотка, – рассмеялся Лева.

      – И хотелось бы верить, что не уйдут в мартовский загул, – усмехнулась Нася. – У нас был кот. Очень классный. Умничка.

      – Понимаю, – ответил Басин.

      Это была одна из тех вещей, которые лучше было бы не понимать, но – из песни никак не получалось выкинуть слова. Страшная история, которую можно описать парой фраз: у меня был друг. Потом его не стало.

      Неважно, что этот друг не был человеком, для души, в которой утрата проделала здоровенную дырку, это все равно. Ужасно разойтись с кем-то, кого любишь, в разные стороны – но знание, что он где-то живет свою прекрасную жизнь, всегда радует. А если он эгоистично бросил тебя – да и всех остальных, кто шел с ним – навсегда… Хотя, не навсегда. Мы же все не живем вечно.

      Нася говорила про это так:

      – Это такая штука, которая всегда с тобой. Когда ты переживаешь чью-то смерть, боль не проходит. Вообще. Никогда. И каждый раз, когда ты будешь вспоминать об этом, тебе будет плохо. Это как болезнь, которую нельзя вылечить, и все, что ты можешь – принимать обезболивающие. И у тебя будет много обезболивающего. У тебя будут рассветы и закаты. У тебя будут моменты. У тебя будут люди. А потом ты узнаешь, что эта боль – просто часть жизни, просто то, на чем можно не фокусироваться. Вот так вот, простая и бессмысленная жестокость. Бьют тебя палкой и говорят: ну, подумаешь, побили палкой. Всех палками бьют. Ты не переживай, сколько еще в жизни такого говна будет…

      И она плакала, потому что снова переживала боль, а Лева обнимал ее – и тоже переживал свою боль, и оба были друг другу лучшим обезболивающим.

      У них была прекрасная жизнь, и они шли по дороге вместе. Какая удача.

      Вечером объявился Рогожкин. Позвонил, сообщил, как всегда, в своем стиле: