Традиции & Авангард. №2 (13) 2022 г.. Литературно-художественный журналЧитать онлайн книгу.
Фальконе тоже слеплена с Александра Македонского и его Буцефала, как слеплены с образа Македонского, усмиряющего Буцефала, и кони Клодта, – судя по всему, Алистер не особо был расположен воспринимать мои возражения, – а на мосту через Фонтанку еще и сфинксы водружены. Такие колонны, сфинксы, пирамиды и портики есть в каждом городе: в Париже, Киеве, Стамбуле, Риме, Лондоне с Трафальгаром и набережной Виктории. Везде есть триумфальные арки, колонны-столпы и сфинксы. Как ты думаешь, почему?
Я не знал, что тут ответить Алистеру, припоминая и Трафальгарскую площадь, и Елисейские поля и район Ипподрома в Стамбуле. Точнее, у меня было предположение, что это все – после Наполеоновских войн и взятия Александрии, когда по Европе прокатилась мода на все египетское, но я промолчал. Мне нравилось его адское гонево.
– Все это копии с одного древнего поселения. С идеального поселения, – продолжал Алистер, – это некий прообраз города. Питер – это прообраз идеального города. Идеального, как и Нью-Йорк с его перпендикулярной планировкой. – Как идеи Платона?
– Типа, но не совсем. Если бы ты что-то смыслил в геометрии, братишка, я бы тебе попытался объяснить, как это возможно. Но пока поверь мне на слово, нет никакого города Питера. Вообще нет. А есть слепок с макета идеального города.
– А макет идеального города хранится в Атлантиде? – вставил я свои пять гуманитарных копеек, припоминая что-то из истории и географии. – Так я, типа, и пытался это сказать про Екатерину.
– В небесной Атлантиде, – поднял палец кверху Алистер и тут же добавил: – Египтяне хотели быть бессмертными, и они ими оказались, они живут с нами, пока живут воздвигнутые ими обелиски и монументы… А теперь поспорь со мной.
Я не хотел спорить. Мне вообще не хотелось спорить. После ухода Мелиссы все споры потеряли смысл. И вообще, всяческий смысл был утерян. Мне больше хотелось слушать и впитывать. Особенно мне приятно было слушать про все, что связано с Египтом, и слова про обелиски меня завораживали.
Алистер продолжал рассказывать, что Питер – это вовсе не Питер, что он существовал задолго до Петра Первого. И даже показал в подтверждение надпись на фронтоне какого-то дома, которую я, по его мнению, должен был прочитать и понять или узнать.
Как выяснилось из разговора, Алистер был полиглотом. Он выучил кучу языков, половина из которых были языками мертвыми. То есть языками сгинувших цивилизаций. В том числе он знал древнеегипетский, древнегреческий и язык майя.
– В этом нет ничего сложного. Это всего лишь математика. Чем больше языков учишь, тем легче даются другие, – уверял Алистер, и я заметил, что улыбается он вполне сносными и светлыми для его возраста зубами, а значит, он еще относительно молод и открыт душой.
– У всех языков есть нечто общее. Некий код или праязык. За ним стоит нечто вроде нот или цифр. Достаточно понять это на надрациональном уровне. Если ты овладеваешь этим кодом, то окажешься способен понимать новый язык, пятьдесят тысяч слов за несколько дней.
Пока мы шли, Алистер рассказывал