Русско-еврейский Берлин (1920—1941). Олег БудницкийЧитать онлайн книгу.
в Петербурге насчитывалось менее 500 евреев, в 1910-м – почти 35 тысяч. Если в 1869 году идиш назвали родным языком 97 % евреев – обитателей Петербурга, то в 1890 году русский язык считали родным 28 % петербургских евреев, в 1900 году – 36 %, в 1910-м – 42 %, в то время как доля идиша снизилась до 42%15. Дети еврейской элиты ходили в русские гимназии, учились в русских университетах, постепенно они становились людьми русской культуры. Это было характерно не только для евреев Петербурга: сходные процессы наблюдались среди еврейского населения других крупных городов. Приобщение к русской культуре не означало (во всяком случае, не для всех и не всегда) отход от еврейства или разрыв с ним. Немалое число успешных предпринимателей, политиков, интеллектуалов, профессионалов, интегрировавшихся в русское общество, чувствовали ответственность за своих менее преуспевших единоплеменников и активно участвовали в различных благотворительных и просветительских организациях. Эта традиция, сформировавшаяся еще в России, затем будет продолжена в эмиграции.
В конце XIX – начале XX века быстрыми темпами шло разложение традиционного еврейского общества: эмиграция, стремление все большего количества молодых людей получить светское образование, пролетаризация значительной части еврейского населения подрывали систему ценностей, считавшихся ранее бесспорными.
Все большее число евреев, преимущественно молодежи, втягивалось в политическую борьбу. Наряду с радикализацией «еврейской политики» продолжался процесс интеграции евреев в российское общество16. В течение полувека сформировалась субкультура «русских евреев», считавших себя, даже если это не произносилось вслух, «русскими Моисеева закона». Это была сравнительно малочисленная, но весьма влиятельная группа, заметно отличавшаяся от своих соплеменников по уровню образования, материальному благосостоянию, профессиональному составу, культуре. Они были глубоко укоренены в российской экономике17, активны в российской политике. Для большинства из них русская культура стала столь же своей, как еврейская, а русский язык был если и не родным, то во всяком случае языком профессионального общения. Многие из них принадлежали к числу творцов русской культуры. Вовсе не все из них были сторонниками ассимиляции; далеко зашедший процесс аккультурации отнюдь не означал отказа от еврейских корней и от борьбы за интересы еврейского народа.
Предприниматели, врачи, юристы, ученые, литераторы, издатели – они считали Россию страной, в которой евреи смогут в конечном счете жить не хуже, чем, скажем, в Германии – надо лишь вместе со своими русскими товарищами добиться либерализации, европеизации страны. Они были такими же (если не еще более рьяными) патриотами, как их русские коллеги и единомышленники.
Выделяя русских евреев-эмигрантов, ставших частью так называемой «первой волны» (1918 – 1940) русской эмиграции, мы полагаем, что двумя важнейшими признаками, отличавшими их от остальной массы российских евреев-беженцев, были русский язык и связь с Россией. Точнее, намерение вернуться в Россию.
Собственно, вовлеченность в политическую борьбу в империи также была формой интеграции.
По нашим подсчетам, в 1914 году евреи составляли около 20 % «деловой элиты» России. Подсчитано по кн.: