Временно. Алексей Александрович КуценокЧитать онлайн книгу.
вечно меняющейся в себе самой. Пугливые жители дома всегда просили мальчика Жа завешивать его занавеской или совсем закрасить, чтобы ему их не видно было с той стороны, где по тропинке они ходят на свои работы, спокойные и сонные. Стены с двух сторон, балконов нет – они позади, смотрят на детскую площадку и помойные контейнеры. А тут бац – и неприятное, лишнее, мешающее, как этикетка он нового свитера, окно в стене, да еще такое большое, высокое, совсем прозрачное. А за ним Жа смотрится в окно и секунды считает вслух: 35, 36, 37. Голый и светлый, сидит на полу и смотрится в него, пишет что-то, ест, курит, спит. Теперь оно запотело от любви. Жители дома преспокойно идут на работу, наконец довольные, что мальчику их не видно.
Он закуривает и гладит пальцами стебель алоэ, что на подоконнике. Цветок алоэ, увидел Жа, появился из крохотных созвездий деревца и расцвел лишь на секунду, а затем спал в землю и стался сам себе памятником. Асса вдруг зашевелилась, и сердце ее забилось у мальчика в руке. Занимались любовью они будто в трансе или сильном опьянении, где-то на полпути ко сну испарились в дождь, тот поливал алоэ всю ночь, а потом осел на стеклянный мир барханов и пепелищ. Асса сладко зевнула, как от вина и тела на причастии, губы ее побурели и выглядели по-зимнему больными, искусанными, волосы высыпались на одеяло вечными железнодорожными вереницами, идущими в ни-ку-да. Как далек их путь, как легка их смерть, даже и не заметят.
– Я не люблю тебя, – совсем легко и громче, чем хотелось бы, произнес мальчик Жа. Асса сонно кивнула в свою настенную сторону и засопела.
Жа лежал и смотрел на окно. То, что происходило за ним, его не волновало. Теперь то, что было его собственным окном, выстроилось в его голове большой энциклопедией в картинках с листами из дневников, забытых на горячих чужеземных парковках и одиноких лавочках в страшных дворах Ростова и Мытищ. Кролики бегали по ним своими пушистыми лапками, гадили совсем как люди на любимые и плохие, но оттого не менее ценные воспоминания чистейшего бытия тайного для всех мира. Жа их отстреливал и отдавал на растерзания голодным. Шкурки висели в его книжках закладками. Голодные целовали мальчишеские руки, а после становились на его место и протягивали свои к его губам.
Вот мальчик уже целует мочки ушей еще незнакомой ему Ассе на велопарковке у хорошего, но не очень, бара. Она слезится от восторга и глупости, а потом произносит свое имя:
– Асса.
– Я так и подумал, – врет Жа и допивает свой двойной. Точнее, уже к тому моменту половинчатый.
Глаза Ассы умны и дивно тихи для голубых глаз любого из живущих тут, и не очень тут, и не совсем живущих, человека.
– У вас такие голубые глаза, почему вы ими не пользуетесь? – выпил Жа.
– Я их обычно дома оставляю или закрашиваю тенями, а сегодня вот с собою прихватила и смотрю вокруг – даже ночь теперь ясна и красочна. Это потому, что вас встретила.
Так бы она и ответила мальчику,