Немое кино без тапера. Святослав ТараховскийЧитать онлайн книгу.
и не закончил спасительно и уместно: «Дарья, позволь, еще раз – за тебя!»
Выпил, упал на стул, увернулся от укоряющего взгляда Ольги, но про себя решил, что она права. Он дерьмо. Старое, безвольное и никчемное. Ничего не смог. Ничего не сможет.
Невмоготу стало за столом. Кивнув Ольге, что скоро вернется, Ладыгин незаметно покинул великое торжество.
Профессорская квартира была тем и хороша, что по длинному, покрытому дорожкой коридору можно было без шума добраться до кабинета, толкнуть высокую белую дверь и, опустившись в просиженное, кожаное, прабабушкино еще кресло, укрыться от мира людей.
Шум в ушах. Духота. Ненависть к себе и гостям. Зачем они пришли, зачем вручали подарки, обнимали, целовали, поздравляли, говорили слова, в которые хотелось верить, зачем расселись как на вокзале, ели, пили, орали, черт-те что курили, дрыгались под нечеловеческую музыку, падали на ковер, а одного даже тошнило салатом – зачем все это, если никто из них не пожелал дочери главного?
Ну, да, конечно, он понимает, прилюдно задевать больную тему считается у них неприличным.
Интеллигенция, вашу мать! Ханжи с мозолистыми языками! Знайте, что верх вашего неприличия заключается в том, что вы всегда и везде соблюдаете приличия! С кем спасать страну? С вами? Смешно. Извести бы вас всех, казнить и растоптать!
И его вместе со всеми вами, такой же он, Ладыгин, как вы, бесполезный двуногий насеком!
Тоже мне день рождения.
Еще один потерянный день.
2
Там, наверху, наверное, решили, что мы уже забыли. Наверное, очень хотят, чтоб мы забыли. Забыли то, что забыть нельзя, невозможно, даже если очень захочешь забыть ту проигранную победную войну.
Холодный ветер с моря подталкивал Алексея в грудь и до красноты раскаливал кончик его сигареты; забравшись в машину, он снова запустил движок и врубил печку. Едва-едва начинало сереть и пока что отсюда, сверху, ни черта было не разобрать: ни контуров лодки на море, ни шевеления фигур на темном берегу. Он посмотрел на часы. Не думай о той войне, сказал он себе. Думай о том, что происходит сейчас. О том, например, что сейчас зима и ночи стали длиннее. О том, что пока все идет нормально и скоро появятся те, кого ты привычно ждешь.
Свой побитый темно-синий «Гольф» он загнал, как обычно, в малозаметный, заросший ивняком и вереском тупик сразу за изгибом холма. Сам он видел оттуда и берег, и костлявый скелет заброшенной советской погранвышки, и море с белесыми кудряшками волн, зато с шоссе его машину было почти не видно; но если бы и заметили, если и подрулили к нему менты, то есть поцы, он бы с ними закорешил и договорился. Его уже здесь знают, прижился, и он всех знает, а то, что браконьерит, так это еще надо доказать, взять с поличным, как говорится, на кармане, но и тогда он с полицией разрулил, потому что знает ее главную мохнатую проблему. Просто по деньгам ему выходило накладней, зато им, ореликам, – веселей, наваристей, гуще.
Алексей усмехнулся. Все кормились с моря: государство, рыбоохрана,