Обретая суперсилу. Как я поверил, что всё возможно. Автобиография. Дж. Майкл СтражинскиЧитать онлайн книгу.
я приносил с собой и давал ей соседского котика, ее лицо смягчалось, и она начинала его гладить.
Однажды, когда она гладила кота, ее рука случайно коснулась моей. Это был единственный случай в жизни, который я помню, когда она с лаской бы ко мне прикоснулась. Каждый раз я старался удержать кота на руках как можно дольше, даже когда он начинал сопротивляться и царапать мне руки. Я поворачивал руки так, чтобы мамины руки касались моих.
Конечно же, я понимал, что мать пыталась приласкать кота, а вовсе не меня. Но в такие моменты мне было достаточно и этого.
Я не помню точно, когда это случилось, но однажды я просто осознал, что на цокольном этаже в доме Софии кто-то живет. Это был Виктор Рафаэль Рахвальски (я звал его пан Рафаэль, причем слово «пан» использовалось в уважительном смысле, вместо слова «мистер»), тот самый художник, который стал любовником Софии несколько лет назад. Мне было строго сказано не беспокоить его, но я часто пробирался к нему в студию и наблюдал за тем, как он рисует. В основном пан Рафаэль работал на заказ и рисовал пейзажи и изредка портреты. Я тихо сидел на ступеньках, ведущих вниз, в студию, и быстро убегал вверх, если мне казалось, что художник смотрит в мою сторону. Я боялся, что меня накажут.
В конце концов Рафаэль предложил сделку: я должен был притворяться, что меня в студии не было, и тогда он будет притворяться, что меня не видит. На том мы и порешили, и я часами следил за его работой под музыку биг-бэндов, звучавшую с пластинок его фонографа со скоростью 78 оборотов в минуту.
В конце рабочего дня он принимал душ, освобождаясь от резкого запаха красок, и мы выходили на задний двор, где стояла моя голубая педальная машина, которую он же и подарил мне на Рождество. К переднему бамперу была привязана веревка, за которую он тащил и машину, и меня на угол улицы, где продавали мороженое. По дороге он останавливался и разговаривал с прохожими, которые были явно рады переброситься с ним парой словечек. Вы могли бы сутками катать ребенка в педальной машине вверх и вниз по Дакота-стрит, но так и не встретили бы ни одного человека, способного сказать хоть что-то хорошее о семье Стражински, а вот пана Рафаэля любили все.
В КОНЦЕ КОНЦОВ РАФАЭЛЬ ПРЕДЛОЖИЛ СДЕЛКУ: Я ДОЛЖЕН БЫЛ ПРИТВОРЯТЬСЯ, ЧТО МЕНЯ В СТУДИИ НЕ БЫЛО, И ТОГДА ОН БУДЕТ ПРИТВОРЯТЬСЯ, ЧТО МЕНЯ НЕ ВИДИТ.
Могу припомнить два случая, характеризующих этого человека.
На каждую Пасху в доме Софии собиралось огромное количество людей. Это были члены нашей семьи, друзья и еще бог знает кто. Все приходили на праздничный ужин. Меню состояло из индейки, ветчины, ростбифа, пирогов, голубцов, квашеной капусты, виски, вина, пива, четырех видов хлеба, большого кувшина со свежим малиновым самогоном, а также фирменных колбасок Софии и много чего другого, что этот доктор Франкенштейн готовил из оставшейся после опытов мертвечины.
В нашей семье рано привыкали к крепким спиртным напиткам, и даже мне, четырехлетнему мальчишке, всегда ставили рюмку для водки. Во время тостов в