Набег. Алексей ВитаковЧитать онлайн книгу.
мне быстрее поверят.
– Э, Карача, ты пока еще у меня в гостях. Рано расходиться решил. – Кобелев грозно вскинул брови.
Когда стук копыт двух боевых коней совсем стих за околицей, Кобелев вернулся в дом и, упав на колени, стал истово молиться. Где-то глубоко за грудиной нарастала темная, тяжелая тупая боль. После молитвы ему удалось ненадолго забыться липким и почти кромешным сном.
Инышка сопроводил Карачу до дальней сторожи. Тот вернулся через несколько часов. К вечеру того же дня оба были уже в Излегощи. Атаман снабдил татарина едой, поменял коня и отпустил на все четыре стороны на запад.
Глубоким вечером собрался казачий круг. В небольшой низине, примерно в шагах пятидесяти от Христорождественской церкви, горел костер. К такому костру по негласной традиции казаки шли, одевшись торжественно, а иногда даже празднично. В прыгающем свете костра блестели на камчатых и бархатных полукафтанах серебряные застежки и золотые турецкие пуговицы; мелькали темно-гвоздичные и лазоревые зипуны, опушенные гвоздичного цвета нашивкой; покачивались куньи шапки с бархатным верхом, мерзли ноги, обутые не по погоде в сафьяновые сапоги. Но сапоги не у всех. Больше половины довольствовались лаптями, валенками, поршнями. Некоторые, самодовольно подбоченясь, пришли в широких турецких поясах, с заткнутыми за них ножами и кинжалами. Не часто казаку пощеголять выпадает, вот и одевались во всё лучшее, но и уважение проявить к почтенному собранию через платье тоже не последнее дело. На двух лавках стояла ендова[5] тройного касильчатого меда. Черпак один на всех; то ходил по кругу, то пили вразнобой – в этом деле чужая голова не товарищ. В темнеющем небе громадой высилась церковь, как напоминание о том, что в небе есть кому приглядеть за делами на земле грешной.
На Тимофее Кобелеве – лазоревый зипун, поверх зипуна белая бурка, на голове черкесская папаха, на ногах боевые кожаные сапоги. Атаман с полчаса стоял в стороне, наблюдая за казаками. Ждал, пока наговорятся, шутками натешатся, меда выпьют до первой отрыжки. А там и кровушка взыграет, удаль проснется, глаза ратным огнем загорятся. Ждал, когда сами окликнут, спросят: зачем собрал?
– Ну, Тимофей Степанович, пора б тебя послухать! – крикнул, шамкая беззубым ртом, казак Гмыза.
– И то… давай, атаман. Не ровен час, ноги по плечи отморозим! – загудели казачьи глотки.
Кобелев понял: пора. А то и вправду еще час, и говорить уже не с кем будет. Он вышел на освещенное место:
– Вот что, казаки! Давненько мы со степью не бодались по-настоящему. В прошлом годе беда нас чудом каким-то миновала, а в этом уже, казачки, не отвертимся. У многих небось колбаса на стене заместо сабли?
– Ты говори, да не заговаривайся! – снова подал голос Гмыза.
– Ладно. Шутить ныне некогда. С Крыма орда на нас прет. Не ватага, нет, братцы мои, войско.
– Кто ведет? – спросил верзила Лизогуб.
– Хан Джанибек. Тут я вам обо всем по порядку доложить должен. Царь
Ендова – низкий, ковшеобразный сосуд.