Курьер из Гамбурга. Нина СоротокинаЧитать онлайн книгу.
но и завидуешь отчаянно. Зависть – сильное и страшное чувство, оно порождает злобу, приводящую к дерзким поступкам. А уж как душа-то страдает! Или, например, одна чистюля, другая неряха, иная гордячка, а та и вовсе так умеет ластиться к начальству, что вызывает общее негодование. Ну и так далее.
Но я вовсе не хочу упрекать Глафиру Алымову в неискренности. Человеческая память избирательна. Мы очень легко умеем забывать собственные дурные поступки и неприятные события, а юных смолянок учили не просто забывать, а попросту их не видеть. Говорить о плохом было неприлично. В Смольном Обществе сразу установился особый стиль поведения, и этому стилю воспитанницы вольно или невольно начинали следовать. В каком-то смысле жизнь их разыгрывалась как на театре, и каждой была дана добродетельная роль.
Позднее смолянок, которые были образованны, естественны в общении, не жеманны и любознательны, обвинили в том, что они совершенно не знают реальной жизни. Императрица хотела с их помощью улучшить нравы общества, поэтому старательно ограждала воспитанниц от всего низменного, страшного и грязного. Например, они понятия не имели, что три года назад на старую столицу навалилась чума. Мертвые тела валялись на улицах, здоровых людей держали в карантинах. Кончилось дело бунтом, когда обезумевшая толпа забила насмерть архиепископа московского Амвросия. За что? Он в целях гигиены запретил всем подряд прикладываться к иконе на Варварке. А народ лобызал Богородицу и верил, что он принесет исцеление.
Или, скажем, Пугачев. В июне 1774 года императрица уже понимала, что не шайка разбойников хозяйничают в Оренбургском крае, которых с легкостью может уничтожить тысяча верных ей казаков (так она писала Вольтеру), а народная армия, сметающая все на своем пути. О жестокостях Пугачева в Петербурге рассказывали такое, что у обывателей волосы становились дыбом, а в Смольном были как обычно тишь и гладь, о злодее никто и не слыхивал. Понятное дело, реальной жизни не увидишь из-за резной чугунной решетки или с палубы прогулочного ялика.
И надо помнить, что девочек забирали на двенадцать лет при обязательном условии – они не будут общаться с родителями – никаких летних отпусков. Даже краткие свидания с родными были запрещены.
Но вернемся к нашим героям. Варенька Бутурлина отличалась от прочих воспитанниц тем, что не только не хотела, а попросту не могла играть навязанную ей Обществом роль. Жизнь наградила ее естественностью, а если хотите, наивностью. Она не понимала, как черное можно называть серым, а белое называть белым, даже если оно испачкано грязью. Иногда Варенька так себя вела, что просто заводила в тупик бессменную начальницу Смольного госпожу де Лафон, женщину добрейшую. Да и не будь Софья де Лафон, немолодая уже дама, от природы справедливой, она все равно не осмелилась бы исправлять характер девочек грубым нареканием, поскольку устав Общества рекомендовал «относиться к воспитанницам с кротостью, благопристойностью,