Весь апрель никому не верь. Ариадна БорисоваЧитать онлайн книгу.
но Надя чуть ли не с первого класса сохла по Робику. А компания у нее была другая. Эти заносчивые ребята считали себя радикалами, во дворе их называли «скинь-кедами». Они держались особняком и, игнорируя все «забугорное», носили «советскую» одежду и обувь (отсюда и прозвище). Может, экономическая обстановка в стране болезненно прошлась по их семьям и вызвала в ребятах резкие комплексы; может, хотелось чем-то выделиться, а было нечем – никто не вдавался в причины «скинь-кедства» «радикалов», просто спуску им не давали.
Папа шутил: «Мы, Снегиревы-Ильясовы, – русско-татарское иго». У всех Снегиревых хранились старинные фантики и обертки от шоколада «Московская сладость» – прапрадед был совладельцем конфетной фабрики. По женской линии Ильясовых бабушки передавали внучкам татарские украшения. Свободный от национальных и расовых предрассудков, Матюша своей русской кровью уважал в себе татарина; татарской – гордился в себе же русским. От русского наследства ему досталась рослая атлетическая фигура. Для поддержки ее в спортивной форме ни он, ни Снегири особо не напрягались. Смесь крови делала их похожими на средиземноморцев – мягкие каштановые волосы, оливковая кожа. Носы греческие, соответственно. Смотрясь в зеркало, Матюша видел Одиссея, несмотря на тестостероновые прыщи на лбу. Ну, или Телемаха. Так ему казалось.
Робик вымахал выше друга на два сантиметра. Если бы Робик жил в Германии во времена арийской идентификации, он бы подошел для национального пушечного мяса по всем параметрам: белокурые волосы, голубые глаза, стройный, как кедр. Тип нордического воина – Ричард Львиное Сердце и Вильгельм Завоеватель – зависть клячезадых гитлеров. При всем своем великолепии Робик обладал славным характером, сильно попорченным, на Матюшин взгляд, романтичностью и занудством. Любимыми выражениями Робика были классические: «Авось пронесет!», «Кто виноват?» и, как следствие, «Что делать?». Он уже твердо определился в профессии, мечтал стать хирургом, поэтому Матюша с некоторых пор стал величать его доктором Ватсоном.
Элька смотрелась между ними как смуглое деревце, разделяющее свет и тень. Маленькая, подвижная (дядя Костя называл тетю Раису и трех девочек Рабиных «четыре черненьких чернявеньких чертенка»), к десятому классу Элька необычайно похорошела. Худые крылышки лопаток и торчащие вперед коленки втянулись в ее приглаженное тело, округлившееся в определенных местах. К подиуму она, может быть, не подошла бы из-за некондиционного роста, но в рекламу бикини точно взяли б на «бис». Тетя Раиса бормотала вслед старшей дочери какие-то защитные заклинания. Элька злилась. Ее дико раздражало собственное преображение из предполагаемой травести в этакую Мату Хари. Буйноволосая, она стриглась под короткое каре, носила глухие темные свитера, но парни все равно присвистывали, оглядываясь, и Робик вскипал жгучей ревностью. Матюша относился к Элькиным метаморфозам спокойно, ему нравились девчонки высокие, хрупкого сложения, с прямыми плечами.
Робик