Избранные труды. М. Д. ШаргородскийЧитать онлайн книгу.
правоотношении выступает как носитель права применить наказание и носитель обязанности ограничить применение наказания пределами, установленными в законе, а гражданин обязан подчиниться этой мере наказания и имеет право требовать, чтобы она не превышала установленного в законе предела и применялась судом лишь при установлении факта совершения общественно опасного деяния. Карательный метод служит тем методом, при помощи которого государство принуждает к соблюдению норм уголовного права[4].
Сейчас в советской юридической литературе общепризнано наличие самостоятельных уголовно-правовых отношений. Единственное исключение составляет позиция А. В. Мицкевича, который полагает, что «трудно обосновать теоретическую и практическую значимость категории особых, уголовных правоотношений»[5]. Вопрос об уголовном правоотношении разрабатывается в советской литературе сравнительно недавно (в литературе других стран он почти не разработан). До криминалистов этой проблемой в СССР стали заниматься специалисты по уголовному процессу в связи с вопросом об уголовно-процессуальном отношении и его отграничении от материального уголовно-правового отношения. С. Ф. Кечекьян выдвинул общее «положение, что нормы права могут в отдельных случаях устанавливать одни лишь обязанности»[6], а М. А. Чельцов конкретизировал эту идею и исходил из того, что «в уголовном праве нормы устанавливают одностороннюю правовую обязанность не нарушать запреты уголовного закона; этой обязанности не соответствуют права какого-либо субъекта»[7].
Категория властеотношений, которая была введена в советскую правовую литературу процессуалистами (М. С. Строгович) и поддержана некоторыми специалистами по материальному уголовному праву (Я. М. Брайнин, В. Г. Смирнов), приводит, как и ранее изложенные взгляды С. Ф. Кечекьяна и М. А. Чельцова, к неприемлемым, с нашей точки зрения, выводам. М. С. Строгович полагает, что «уголовно-правовое отношение – это властеотношение, в нем государство осуществляет власть и применяет принуждение к нарушившему закон лицу». Однако вместе с тем М. С. Строгович считает, что «поскольку это отношение выражено в законе, закреплено в норме права – это отношение есть тем самым правовое отношение, правоотношение» [8].
С такой позицией процессуалистов согласиться никак нельзя. Пока не совершено преступление, нет уголовного правоотношения, но, вопреки мнению М. А. Чельцова, конституционной обязанности гражданина не нарушать запреты уголовного закона соответствует конституционная обязанность государства не применять мер наказания к лицу, такой запрет не нарушившему. Что же касается позиции М. С. Строговича, то следует указать, что отношение, при котором на одной стороне имеются только права, а на другой стороне – только обязанности, никак не является правоотношением, и, значит, такое определение теоретически неверно. Неприемлемо оно и фактически, ибо лицо, совершившее преступление,
См.: О. С. Иоффе, М. Д. Шаргородский. Вопросы теории права. М., Госюриздат, 1961, стр. 215–216.
А. В. Мицкевич. Субъекты советского права. М., Госюриздат, 1962, стр. 100–101.
С. Ф. Кечекьян. Правоотношения в социалистическом обществе. М., Изд. АН СССР, 1958, стр. 65; Его же. Нормы права и правоотношения, «Советское государство и право», 1955, № 2, стр. 23–32.
М. А. Чельцов. Уголовный процесс. М., Госюриздат, 1962, стр. 16.
М. С. Строгович. Курс советского уголовного процесса. М., Изд. АН СССР, 1958, стр. 48–49.