Якобино. Владимир КулаковЧитать онлайн книгу.
кочёвок цирка, так и на постоянных стоянках его, услуживал артистам, таскал их чемоданы, сундуки и другие вещи, получая за это грошовые «на чай».
Я настойчиво лелеял свою мечту. Во всём себе отказывал, а чаевые деньги собирал, копил, и на них наконец, о счастье, сделал себе собственный первый клоунский парик и костюм. Не надо говорить, какого это было всё скромного достоинства, но для меня эти вещи не имели цены.
Сознавая, что в большом цирке Труцци с его солидным артистическим персоналом мне самостоятельной работы не дождаться, я уехал в Цирк Горец, в Пернов. Здесь с Андре Чинизелли стал работать клоунское антре, стараясь копировать Эйжена.
С Чинизелли я проработал в Пернове, затем в Юрьеве, откуда клоун Рязанов переманил меня к себе в партнёры на жалование сорок рублей в месяц. Он был в нашем антре главным, я его помощником.
Счастье всё более и более начинало меня баловать. Рязанов платил мне жалование самым аккуратным образом. Выступления наши имели успех, и я чувствовал, что начинаю выбираться в люди.
Из Юрьева я с Рязановым перешёл в Витебске в цирк Андржиевского. Но у последнего были слабые сборы. Мы не получали жалования. К тому же Андржиевский, узнав, что в цирке Труцци я был за берейтора, начал меня заставлять помогать в дрессировке лошадей. Я отказался, говоря, что служу у него артистом-клоуном. Тогда в отместку он стал меня нещадно штрафовать. Несправедливость директора и неаккуратность выплаты денег заставили меня с Рязановым покинуть цирк Андржиевского и без денег поехать в цирк Франца Изако в Либаву.
Постоянное полуголодное существование, мизерная и к тому же неаккуратная выплата денег не выпускали меня из цепких лап нужды. Я был вечно голодным, по костюму же форменным оборванцем.
Когда мы с Рязановым приехали в Либаву, он, как одетый прилично, смог прямо отправиться к директору, чтобы представиться ему и попросить аванс. Я же не мог идти с ним вместе, не смел показаться директору на глаза. Мешали тому мои опорки, подвязанное вместо пояса простой верёвкой пальто, которое скрывало полное отсутствие у меня белья.
Директор выслушал просьбу Рязанова об авансе и потребовал, чтобы я тоже пришёл к нему представиться. Было утро первого дня Пасхи. Все артисты были одеты по-праздничному. Я спрятался за деревом недалеко от цирка. Оттуда с бьющимся сердцем наблюдал разговор директора с Рязановым, боясь показаться на глаза в этом жалком виде.
Делать нечего, надо было исполнять требование директора и идти к нему. В глазах у меня помутилось, и я с сердечным трепетом подошёл к Изако. Он, увидев меня, прямо испугался и сказал стоявшему тут же режиссёру Данкову, чтобы наше антре было поставлено после праздников. Я пришёл в ужас, мысленно сообразил, что мне, значит, предстоит ещё три дня ничего не есть и не пить и быть в этом же ужасном костюме. Собрал всю свою смелость и с отчаянием сказал ему: «Господин директор! Не судите по костюму и по лицу, судите по работе!»
Вероятно, мой голос и интонация подействовали