Девушка, которая застряла в паутине. Стиг ЛарссонЧитать онлайн книгу.
большим художником.
Да, есть такие, как он, – и именно мальчики! На шесть савантов встречается только одна девочка, что, вероятно, связано с одной из основных причин аутизма – циркуляцией слишком больших количеств тестостерона в матке; прежде всего, естественно, при вынашивании мальчиков. Тестостерон может повредить мозговую ткань эмбриона, и почти всегда страдает левое полушарие, поскольку оно развивается медленнее и более уязвимо. Синдром саванта является компенсацией правого полушария головного мозга за повреждения в левом.
Однако из-за того, что полушария отличаются друг от друга – левое полушарие отвечает за абстрактное мышление и способность видеть более широкий контекст, – результат оказывается все-таки своеобразным. Возникает некая новая перспектива, особый тип фиксации деталей, и если Франс все понял правильно, то они с Августом видели тот светофор совершенно по-разному. Не только потому, что мальчик был явно гораздо больше сконцентрирован, но и поскольку мозг Франса молниеносно отбросил все неважное и сосредоточился на главном – на безопасности и самом посыле светофора: иди или стой. Весьма вероятно, что его взгляд еще затуманивало многое другое, прежде всего Фарах Шариф. Для последнего переход слился с потоком воспоминаний о ней и надежд, а для Августа он, наверное, представал в точности таким, как был.
Мальчик смог в мельчайших деталях зафиксировать и сам переход, и переходившего улицу смутно знакомого мужчину. Потом он держал этот образ в голове, точно прекрасную гравюру, и только через две недели ощутил потребность выпустить его наружу. И самое удивительное: он не просто передал светофор и мужчину, а наделил их каким-то тревожным светом. Франс никак не мог отделаться от мысли, что Август хочет сказать ему нечто большее, чем: «Смотри, что я умею!» Он в сотый раз пристально всматривался в рисунки, и тут ему словно бы вонзилась в сердце игла.
Бальдер испугался. До конца он не понимал, но это явно имело какое-то отношение к мужчине на рисунке. У того были блестящие и жестокие глаза; челюсти напряжены, а губы на удивление узкие, едва заметные, хотя последняя деталь едва ли могла говорить против него. Тем не менее чем дольше Франс его разглядывал, тем более пугающим он казался, и внезапно Бальдера охватил леденящий страх, как будто он столкнулся с неким предзнаменованием.
– Я люблю тебя, сынок, – пробормотал он, едва сознавая, что говорит, и, вероятно, повторил фразу несколько раз, поскольку эти слова стали казаться ему все более чужеродными.
Франс с какой-то новой болью сообразил, что никогда прежде не произносил их, а когда пришел в себя от первого шока, его осенило, что в этом есть нечто глубоко постыдное. Неужели для того, чтобы он полюбил собственного ребенка, потребовался исключительный талант? В таком случае это чересчур типично. Ведь он всю жизнь был так судорожно нацелен на результат.
Не являвшееся новаторским или в высшей степени талантливым его не волновало, и, покидая