Милли Водович. Настасья РуганиЧитать онлайн книгу.
«не-здесь». Мир как будто замер на кромке вопросительного знака. Время остановилось. Кресла-качалки не скрипят на верандах далеких утомленных домов. Смолк вой бродячих собак. Птичий писк. Даже простыни на веревках не зашуршат под жарким ветром. Правое запястье исполина так странно вывернуто, что тревожно, почему он не кричит от боли. Кровь на камне явно вытекла из него. Тишина длится, электризуется. Дуглас стряхивает чары и достает нож. Сталь лезвия дрожит. Вот она, кожа. Рука тянется.
Вдруг Сван Купер кашляет, потом хрипит. Шатаясь, он сперва поднимается на четвереньки, а затем умудряется сесть, держась онемевшими руками за голову. Пейзаж оживает. Природа выдохнула. Дуглас в один прыжок оказывается рядом с другом. Тот что-то говорит, возможно, рычит. Милли трудно сказать. Она слышит лишь, как лихорадочно бьется в горле ее растопыренное сердце. Адреналин всюду – в ней, вокруг. Она впервые в жизни осознает могущество своего тела, и это чудо. Она маленькая, худая, но ее инстинкты – целый лес. В ней раскинулись вековые деревья, вышли на охоту победоносные волки. Нужен лишь порыв. Подняв кулаки, Милли стоит и ждет ответного удара. Она готова к бою.
Однако враг сидит в замешательстве. Он удивлен, что нападавшим оказалась девчушка с мягким лицом, со щеками, как будто из ваты. Сван не смог бы объяснить, почему, несмотря на боль, проникшую всюду, вплоть до мочек ушей, в воздухе разлито что-то елейное. Он забывает про пистолет, который выпал у него из кармана и лежит невдалеке за камнями.
Вдруг, освобожденный от всего, Сван Купер улыбается девочке. Теплой полуулыбкой – такой деликатес он преподносит обычно одной лишь матери, в те дни, когда ей особенно плохо.
Мать… он не будет думать о ней. Он похоронит эти мысли под револьверными выстрелами, открытыми ранами.
– Ты мне руку сломала, – сообщает Сван медленно, из-за саднящей челюсти.
И сплевывает натекшую в рот кровь.
– И нос, – прибавляет Милли не думая.
Сван Купер смеется. Переливами, похожими на припев, который хочется подхватить. Несмотря на страх и горечь, Милли упивается этим деликатесом: держащимся за руки смехом.
Она ослабляет бдительность.
Дуглас подходит к ней. Он не понимает их дружеской беседы. С такими людьми не говорят: их опускают, толкают, запугивают, показывают, что им здесь не место. Это основа основ, извечная. «Иначе заржавеешь» – как сказал бы ему брат. И вот он держит перед собой нож, готовый ударить Милли, но Сван Купер вдруг поднимает здоровую безоружную руку. Дуглас замирает: приказ главного.
Сван Купер показывает пальцем на Алмаза с Тареком, привычно оцепеневших.
– Братья, родной и двоюродный, – отвечает Милли, избавляя его от вопроса.
Сван кивает, потом долго разглядывает необычное явление: ноги в больших резиновых сапогах; расцарапанные коленки; полосатые шорты едва выглядывают из-под длинной футболки в катышках, с гербом Бёрдтаунского лицея – как видно, наследство от брата; потом – шея не толще