Горб. Мария ПолянскаяЧитать онлайн книгу.
вины? Так однажды сказала ей жестокая и справедливая еврейка Римма Аркадьевна, не зная, что я нахожусь поблизости и все слышу. Вина и боль раздавят тебя, Аня, отрубила Римма Аркадьевна, а тебе ребенка поднимать надо. Учись на бухгалтера, работай, воспитывай дочь, а захочешь поплакать, иди на задний двор, чтобы Верунчик тебя не видела, и там рыдай хоть до посинения. А потом иди и снова работай. Бог не выдаст, свинья не съест. Авось справимся.
И она справлялась – жестко, отчужденно, неласково, держа в руках не только себя, но и все наше небольшое семейство, приросшее вскоре домашней живностью, за которую я отвечала как за саму себя. Именно у нее я научилась сжимать зубы, глядя на себя в зеркало, и успевать в школе, несмотря на боли в спине, и выступать на собраниях, не отводя взгляда от зала, и не просить о снисхождении, потому что инвалид. О, это была прекрасная школа жизни для нас обеих – для моей воздушной, невинной и наивной мамы и для меня, потерявшей свою легкость и безмятежность на дне подпола. Та мама, которую я смутно помнила с «довойны» исчезла, вместо нее возникла та мама, которую я и хоронила в середине 90-ых годов своего первого века вместе с сыном, который и знать не знал, что его бабушка когда-то была воздушной, словно летний дождь.
Однако я сильно забежала вперед, вспомнив о сыне. На самом деле до него еще годы и годы тяжелой жизни, переезд в новую крохотную квартирку в только что сданном панельном доме, мое поступление в свежеотстроенный небоскреб университета, по поводу которого даже моя мама, с некоторых пор скупая на слезы, обняла меня за непомерно широкие плечи и заплакала от счастья. До него еще годы моей одинокого студенчества, лишенного походов и трудового десанта, танцев и поцелуев, первой любви и замужества. До него еще годы страха за то, что под непрочной пленочкой народившегося после войны бухгалтера вдруг начнет просвечивать прошлое княжны, отца ее ребенка – врага народа, сгинувшего, как я узнала много позже, в лагерях во время бойни, всплывет происхождение последних семейных драгоценностей, и все это перечеркнет то, что досталось мне с таким неимоверным трудом. А у меня уже было немало – учеба в первом вузе страны, работа в хорошем месте не без помощи старых любовников Риммы Аркадьевны, ныне грузной неопрятной старухи, которую они, однако помнили рыжеволосой бестией иммер елеган, лестное мнение моего научного руководителя – одно из первых ученых страны – по поводу перспектив диссертации, и даже ухаживание прыщавого очкастого аспиранта, возомнившего себя подарком судьбе одинокой горбатой девочке. Все это было впереди, и, однако же, это будущее так стремительно становилось сначала настоящим, а потом настолько безвозвратно уходило в прошлое, что я не успела оглянуться, как из нелепой горбатой девушки превратилась в уродливую горбатую женщину неопределенных средних лет, норовящую прошмыгнуть мимо, не поймав случайного жалостливого или насмешливого взгляда. Мама, все еще работающая бухгалтером, раскладывала на столе огромные «самолеты» оборотных