Шестая река. Наталья Александровна ВеселоваЧитать онлайн книгу.
поворот без указателя – короткий путь до крошечной, давно утратившей былые дубы деревеньки, а там уж мелькает в просветах четкого графического рисунка ветвей треугольная крыша проданного дома, крытая серебристой от времени, но не истребимой никакими погодами осиновой дранкой.
Новый собственник, Данила Петрович, суетился во дворе, и, подъезжая, Арс вдруг понял, что старый художник ему кого-то остро напоминает – кого-то, привлекшего внимание совсем, совсем недавно. Но вот высокая, крепкая, обнаженная до пояса фигура стала распрямляться, наискось приподнимая с земли длинную жердину, – и Арса прострелило: Боже мой, Харон! Вылитый Харон, которым они с Евой буквально на днях любовались в альбоме Доре у нее дома! Те же живописные седые кудри, обычно стянутые резинкой, а теперь растрепавшиеся, та же вольная борода на груди – и молодое, изысканно мускулистое тело – ярким контрастом с глубоко прорубленными морщинами породистого, резко и страстно вылепленного лица. Заметив подъехавший знакомый «фольксваген», Данила Петрович бросил жердину и приветственно замахал обеими руками. Арс припарковался у забора и выбрался из машины, на ходу разминая затекшие за пять часов ноги и с удивленной завистью разглядывая четкие кубики на поджаром, уже тронутом первым весенним загаром животе приветливого «Харона». Тот дружески похлопал гостя по спине – и Арсений от неожиданности отлетел в сторону и ударился о калитку.
– А у меня банька топится, – первым делом сообщил художник. – Сейчас окрошечки навернем, мяском жареным закусим – да и потешим душеньку свежим веничком. Там одна береза на южной стороне почти распустилась, так я ее поломал слегонца… А потом настоечки моей брусничной тяпнем – знатная настоечка, вот увидишь!
– Что вы, что вы! – попятился испуганный Арс. – Я вот только дух переведу – в смысле окрошечки – и сразу назад. Мне на интервью к восьми утра! У нас, журналистов, выходные со всем народом не совпадают!
На лице Харона отразилось настоящее детское разочарование, даже брови домиком поднялись… Арс смущенно отвел бесстыжие глаза: никуда ему завтра ехать не требовалось – наоборот, выходных с отгулами он набрал до десятого мая включительно, рассчитывая заняться, наконец, чем-то полезным, – например, по Всемирной Сети, пока не всю отключили, пошастать, материалы для будущей книги поискать, с Евой на природу съездить разок-другой, просто в постели с коробкой пиццы от души поваляться… Но банька и наливочка означали ночевку у гостеприимного хозяина, под крышей дряхлого, обжитого мышами и мухами дома. И объяснять, почему остаться на ночь для него априори невозможно, было долго и оскорбительно. Все дело в том, что с детства Арса сопровождала болезненная брезгливость – результат маниакальной чистоплотности мамы Капы, которая, не доверяя советским прачечным, – а потом, по привычке, и умным стиральным машинкам, почти до самой смерти лично стирала, кипятила, подсинивала, накрахмаливала, а потом еще и гладила