Город за рекой. Герман КазакЧитать онлайн книгу.
вверх, он словно хотел изобразить в воздухе какой-то знак, но только повторил:
– Кладезь духа и западня! Как метко сказано! Достойно самого Курцико. – Он медленно опустил руку и продолжил: – Отношение человека к обыденности, любви, смерти, к начальству, истине и божественному закону, как вам известно, подчинено устойчивым ритуалам, в том числе и в смысле выражения. Точно волны, они ритмически повторяются во временно́й целостности. Они всегда – Сейчас, то бишь настоящее. Тот, кто однажды обрел перспективу, видит соответствия отдельных периодов и вклада народов. И тогда выясняется, что любая запись, будь то песня, идея, изображение или описание, имеет свое отражение и образец в духовном пространстве. Новое не всегда превосходит старое силой и глубиной. Это облегчает нашу задачу. Однако я утомляю вас сведениями, которые для вас, ученого, комментариев не требуют.
– С чем бы и с кем бы я здесь ни сталкивался, – сказал Роберт, – я всякий раз извлекаю урок. Так было со мной уже в Префектуре, когда я слушал Верховного Комиссара.
– Верховный Комиссар, – тут ассистент Перкинг почтительно склонил голову, – один из великих на этой земле. Что́ мы, ассистенты, рядом с ним?
– Будьте добры, – сказал Роберт, – расскажите мне побольше об Архиве.
– Его суть можно обрисовать лишь в общих чертах, – снова заговорил Перкинг. – Конечно, в трудах философов, поэтов, ученых наблюдателей он содержит совокупность прошлого, но к этим фундаментальным идеям творческого процесса на земле в неменьшей степени примыкают и все письменные свидетельства, запечатленные кем угодно в письмах, дневниках, посмертных рукописях и записках, коль скоро в них, – эти слова старый ассистент особенно подчеркнул, произнеся их с расстановкой, – коль скоро в них человеческая судьба представлена как пример судьбы космоса.
Роберт довольно долго молчал, однако же неотрывно смотрел старому ассистенту в глаза.
– Только вот, размышляя обо всем об этом, – наконец проговорил Роберт, – я задаю себе вопрос, какая инстанция вправе и в состоянии судить, имеет ли некое свидетельство ценность или нет. Если не ошибаюсь, речь здесь идет о бессмертии, о нетленности. – Не обращая внимания на почтительные кивки ассистента, он с живостью продолжил: – Каждый, кто относился к своей работе серьезно, отдавал ей все силы, всю жизнь. Одно производит воздействие сию минуту, но в ходе времен утрачивает яркость. Другое же, для современников незначительное или туманное, потомки гордо превозносят.
– Все написанное, – учтиво вставил ассистент, – претендует на долговечность. Фиксирует данный момент. Однако можно полагать общеизвестным, что зачастую пишущим движут воля, честолюбие, желание показать себя, а порой – безотчетное стремление приобщиться к восторгу жизни, жажда высказаться, аффект или накопление знаний. Личное, субъективное бессмертным не бывает, а если бывает, то лишь кратковременно. Только когда устами человека глаголют властные силы,