Броуновское движение. Алексей СмирновЧитать онлайн книгу.
не относится – просто обидно до сих пор.
Люди, попавшие к венерологам, имеют свою специфику.
Один, например, утверждал, будто «все у него случилось после того, как он помочился на ржавый трактор».
Другой, челаэк васточный, пошел в глухую несознанку. У него была классическая первая стадия сифилиса, как по учебнику, но он, бедовая голова, все отрицал. И – ай, молодца! – выиграл процесс. Оказалось, что у него что-то очень редкое, но другое. Выписываясь через две недели, он запахнулся в кожаный плащ и гордо каркнул: «Нада знать, с кэм спать!»
Третий явился по собственному почину. Он клялся и божился, что распознал у себя твердый шанкр. Его, конечно, стали осматривать и ровным счетом ничего не нашли. Клиент был чист, как новорожденный младенец. «Нет, есть! – упирался он. – Несите лупу!«Принесли лупу, стали смотреть. И, что поразительнее всего, нашли!
Изучение такой веселой науки рождает множество недоразумений. Венерологи очень любят разные образные выражения: «ожерелье Венеры», «трамвайный симптом», и так далее. Вот показательный пример: при первичном сифилисе в паху увеличивается лимфоузел. Он становится здоровенным, как доброе яйцо, а вокруг проступают другие, помельче. Так вот французские венерологи называют этот главный узел «мэром города», а остальные – его «горожанами». Однажды на экзамене некий субчик слегка запамятовал, как надо говорить, и на вкрадчивый, сладкий вопрос профессора «Ну, а как это образование именуют французы?» ответил, что главный лимфоузел – это Председатель Ленгорисполкома.
И был еще случай, за который не ручаюсь, но мне клялись, что это чистая правда. Шел экзамен; на экзамене бывает так называемая практическая часть. Приводят больного, студент его внимательно осматривает и после рассказывает о том, что увидел. Один экзаменуемый завел пациента в темный угол, велел расстегнуть штаны и принялся изучать. Профессор раздраженно одернул его: что вы, дескать, в закутке корячитесь – ведите больного сюда. Взволнованный экзаменуемый кивнул, схватил клиента за орган, представлявший клинический интерес, и спешно повел к столу, за что и получил почему-то два балла; почему – не пойму до сих пор.
Воцерковление
Оно не состоялось.
Вопреки моим усилиям, пускай и скромным.
Наверно, это плохо, и мне потом здорово достанется.
Правда, я крестился в православную веру в зрелом возрасте, в 1987 году – на волне неофитства, когда потрепанный задник, являвший собой затасканную картину мира, начал медленно оползать, являя ошеломленному взору всевозможные откровения.
Но очень скоро я понял, что совсем не гожусь в аскеты. Однажды, помнится, готовясь к завтрашней литургии, я попытался соблюсти пост: не ел мясного-молочного, не пил вина и держался молодцом, но молодечество давалось мне ценой неимоверных страданий. На беду, жена купила коробку пирожных-картошек, двенадцать штук. И вот она пришла домой и увидела, что я, недвижимый, возлежу на диване и гляжу в потолок, а коробка пуста. Или почти пуста, сейчас уже не помню. Я оправдывался, говоря, что в картошках нет ничего ни молочного, ни мясного, и буква