Лето прошло. Ольга ШлихтЧитать онлайн книгу.
кивок – пронесло!
Но и в последней, почти безвоздушной зоне бездейственного ожидания покой не наступил. Опустошенные, вялые люди будто не понимали, зачем они здесь, вяло тыкали в развернутые и неразвернутые слимфоны. Напротив на лавке тихонько переговаривались мужчина и женщина. Муж с женой? А матери у них остались? Распухшая дорожная сумка с зонтиком в сетчатом кармане. Все-таки в отпуск?
Напряжение распирало изнутри. Спина ждала шагов, уши – объявления, глазам виделась угроза в дали коридора. Темнота за стеклами – напоминание о вечной бесприютности.
Черт с вами! Что будет, то будет. Решите за меня. Выберите страдание за меня.
Сразу стало легче. Спокойно встал, потянулся. Где-то тут был киоск, купить почитать в дорогу. Сограждане! Что за пугливость, что за растерянность? Эге, а вы, девушка, никак плачете? Зря, зря. Что за нерадостный народ. Мазохисты.
Ребята, какой-то там президент нашей страны сказал четко: «Свобода – внутреннее состояние». Так что хватит ныть. Возьмите и почувствуйте себя, наконец, свободными. И, соответственно, счастливыми.
Умора! Смешили постные лица отлетающих, уборщица, с равнодушием робота водящая по полу шваброй. Разоблачительная бдительность люминесцентных ламп добавляла театральной абсурдности.
И на собственный жест – гордое выхватывание Financial Times со стойки для прессы – ответил хмыканьем с ухмылкой, испугав молодую продавщицу.
В лихом насмешливом настроении – я что, все же надеюсь, боюсь приговора, что ли? – включил слимфон.
Каменная темноволосая дикторша. Большой зал, радостные маленькие человечки в дорогих костюмах с галстуками вскакивают, пожимают друг другу руки. Бегущая строка.
Разобрал, угадал, не увеличивая. «Принят закон о введении выездных виз».
Как хорошо, что есть ненависть. Никогда! Не хочу! Вперед, не оглядываясь.
Туннель. Труба. Нам труба. Понурая очередь черепашьим шагом ползла сдаваться. Садистская щель между самолетом и стенкой-гармошкой – на волю перед последним шагом в западню. Последний взгляд в ночь, последний глоток воздуха.
Закрытые веки – притворство дремы, избавление от прощания с редкими огнями уплывающего города. Наказание – мама и Вика, то по отдельности, то сливаясь, плачут, говорят, обнимают.
Железная рука дотянется и развернет самолет.
Красивая стюардесса участливо, шепотом, чтобы не разбудить соседа, что-то спросила по-английски. Повторила с улыбкой. Про ужин. Недопонимание. Неполноценность. И приветливость чужая, наигранная, без настоящей сердечности.
Очень красивая стюардесса. Бедная, бедная Вика. Начало предательства.
Свобода. Парение. Никто не дотянется. Никто не достанет.
Хорошие мои, родные, как я без вас буду?
Начало тоски.
Цветы на балконе
Я – писатель, которого нет.
В субботу я ехал в маршрутке по Киевскому шоссе с дачи. Я сидел у окна. Зашла и села слева от меня молодая женщина, таджичка или узбечка, с несчастным лицом.