Руда. Искушение. Скрижали о Четырех. Надежда ОжигинаЧитать онлайн книгу.
притупляющий чувство опасности. Никакой магии, сплошь травоведенье! Хозяин не почует светлой волшбы!
Милина потеряно ткнулась в чашку. Было видно: ей дурно и муторно, и хочется улизнуть к себе, упасть в подушки, рыдать, выть от боли, колотить посуду, как базарной девке, застукавшей мужа с подругой. Всё интереснее и забавнее! Знать бы раньше, что в замке такой балаган, и заезжих шутов звать не надо.
Лайна не приставала с расспросами, боясь отпугнуть, взволновать. Травы сами откроют Милине рот, расслабят язык, отуманят разум. Ещё немного, терпи, ещё! Последний шажок, госпожа Милина…
– Спасибо за чай, – белокурая девушка осторожно отставила чашку. – Здесь найдётся хотя бы небольшое зеркало?
Достойный вопрос. Ну, разумеется, зеркала – привилегия настоящих красавиц, куда там дурным инь-чианьским ведьмам! Лайна встала, сдвинула ширму, прикрылась ей, будто щитом, освобождая укромную нишу. Там стояло трюмо красного дерева с богатой резьбой по дверцам. Маленький пуфик на вычурных ножках приглашал присесть, манил мягким бархатом, и Милина не удержалась.
Посмотрись, красавица, в зеркало жрицы. Видишь его? Большое, богатое. Серебро, укрытое за стеклом. Серебро возьмёт тайные мысли, впитает обиды и тягости, зачерпнёт их с самого дна души. Твои слёзы взбудоражили холодную гладь, пошла рябь, зашумела осока по берегу…
– Странное зеркало, – вздохнула Милина. – Смотришь в него, а чудится озеро, глубокое, как колодец, ведущий на Тёмную сторону.
Надо же, учуяла Силу Пак-Йолли, бывшая дочь звездочёта! Не обделил Господь светлой магией. Ну, сразимся, узнаем, кто круче!
– Там есть пудра, румяна, сурьма. Возьми, что по сердцу, красавица.
– Спасибо. Мне бы воды…
Лайна Фе прошла к бочке, черпнула ковшом. Еле слышно шепнула скрытый приказ, добавила в воду с каплей слюны. Милина И-Дель Фабро ничего не заметила. Травы вошли в полную Силу, повинуясь движению пальцев жрицы.
– Из-за чего же ты плакала?
Милина вздохнула и шмыгнула носом:
– Из-за чего плачет женщина? Только из-за любви.
– К себе ли? К доброму молодцу? А может, к недоброму, госпожа?
Милина И-Дель Фабро протянула руку, тронула склянку с пудрой. В серебре отражалась блондинка, зарёванная, с распухшим носом, отчего цепляло занозой в сердце: одна в целом мире, совсем одна, некому выплакать слёзы, душившие по ночам. Лайна следила за ней из-за ширмы, не торопила, ждала.
– Молодец добрый, – сказала Милина, не жрице, холодному зеркалу, отражавшему её боль и стыд. – Любил меня, а я… – она запнулась, но проговорила вслух, – я его предала! Рош убил бы его на месте. Лучше б убил, потому что… Плохо и ему, и мне.
– Ты влюбилась? – Лайна удивилась настолько, что едва не сломала исповедь. Милина вздрогнула, приподнялась, но серебро протянуло нити к неприкаянной одинокой душе, а травы опутали ноги и волю.
– Я ведь не кукла, – вздохнула красавица, – я хочу беззаветной любви. Меня многие желали и покупали, но