От Кремлёвской стены до Стены плача…. Борис БарабановЧитать онлайн книгу.
и в Рязань на базар. Рязань – это, как известно, древний город, столица Рязанского княжества.
Местный помещик, занимался разведением лошадей, коннозаводчик был известный. С крестьянами никаких отношений не имел, потому что какие отношения с крестьянами могли быть после отмены 1861 г. крепостного права? Они ему были не нужны. Разводил он лошадей, были у него там работники, специалисты, ну а перед революцией он, конечно, заранее уехал отсюда – чувствует, чем это кончится, и правильно сделал.
Усадьба опустела. Однажды собрались мужики на сход. Долго кричали, орали на этом собрании, потом все пошли громить усадьбу помещичью. Мой двоюродный родственник, который у деда жил и был учителем в сельской школе, он тоже побежал со всеми этими мужиками. Прибежали, топорами как дали по стеклу, все разбили вдребезги. Окна посыпались, стекла кругом – и начали они тащить все, что там можно было растащить. И вот этот мой родственник тоже ценное принес, притащил чучело медведя чем-то набитое и несколько красивых вышитых ришелье салфеток под чайный сервиз. Короче-то говоря, все растащили, и потом она, эта усадьба, загорелась. Как вот здесь сейчас в Москве у нас так делают: надо ликвидировать какой-нибудь дом – смотришь, он загорелся, как у нас Дворец пионеров.
Общая атмосфера, которая там была – маленький, конечно, я еще был, и мало что понимал, да и понимать не мог. В основном бегали мы все по пыли. Кругом улицы были пыльные, пыль поднимали ужасную. Вот я говорил о железной дороге, так там, на железной дороге поезд «чух-чух-чух», паровоз пары пускает – и мы изображали из себя поезд. Бежишь, пыль стараешься взбить, из прутиков делали эти жезлы. Один – начальник станции, а ты тут вроде паровоз, и пыхтишь, едешь, и друг другу жезл передавали, и пылищу такую поднимали, что вообще.
Другое любимое место – это была наша речка. Это целый мир для нас был, но на речку меня особо не пускали. Дед был у меня строгий, и он не разрешал многое, ну, например, не разрешал вставать из-за стола во время еды, бегать туда: «Я за водой, я туда, я сюда». Пока ты не поешь, из-за стола выходить не должен. Вот, все-таки эти всякие мелкие такие замечания – они как-то раздражали меня в то время. А ребенок я был нервный, потому что когда мама была в положении, когда я должен был родиться – было это где-то уже в апреле, наверное, месяце. Все цвело кругом – деревья, яблони в цвету, сейчас так не цветут, вишни – угол там был засажен вишнями – вишни все в цвету, белый кипень кругом, и так было это замечательно, и так было радостно… сирень – вся церковь в сирени, красавица. И вдруг – был тихий день, все в поле, никого нет – и вдруг бежит по деревне Марья… как-то я уж и не знаю, как ее звали – и кричит на всю деревню:
– Убили! Убили! Убили!
Ну, мужики прибежали – мужиков-то тоже не было особенно много – и тут бабы собрались, кто, что, кого убили. А эта женщина Дарья была племянница бывшего старосты церковного. И вот она бежит, кричит, а на лугу и в огороде люди работают, прибегают: «Что случилось? Кого убили?» И все кинулись к дому старосты