«Может, я не доживу…». Геннадий ШпаликовЧитать онлайн книгу.
одно из самых своих последних и пронзительных: «Чего ты снишься каждый день, / Зачем ты душу мне тревожишь? / Мой самый близкий из людей, / Обнять которого не можешь…»
А еще шпаликовская неприкаянность – как, впрочем, и некрасовская опала – искупалась чувством свободы, внутренне присущим каждому настоящему художнику. Свободы от лицемерия советского официоза, от редакторско-цензорских запретов. Свободы писать то, что́ хочешь и так, ка́к хочешь, шутить там, где смешно, и печалиться там, где печально. Может быть, в этом – главное объяснение и его «стёба», и его «анархизма», поэтической несовместимости с официальным, «организованным свыше» искусством. Хотя это чувство свободы и было, конечно, приправлено горечью: «Вольным – вольная воля, / Ни о чем не грущу, / Вздохом в чистое поле / Я себя отпущу. / Но откуда на сердце / Вдруг такая тоска? / Жизнь уходит сквозь пальцы / Желтой горстью песка» («Остается во фляге…»).
Предчувствие было точным: жизнь и в самом деле уходила. Когда-то в молодости он написал и напел под гитару стихи о смерти, которые друзьям казались шуточными (они и были сочинены как шуточный подарок на день рождения одному из друзей), а теперь звучат как пророческие и трагические: «Ах, утону я в Западной Двине / Или погибну как-нибудь иначе, / Страна не пожалеет обо мне, / Но обо мне товарищи заплачут. / Они меня на кладбище снесут, / Простят долги и старые обиды, / Я отменяю воинский салют, / Не надо мне гражданской панихиды». Шутка – потому что поэт, с его обостренным ощущением фальши официоза, иронизирует над советским церемониалом, над «большими» кремлевскими похоронами «настоящих коммунистов, продолжателей дела великого Ленина», как об этом говорилось в некрологах. Но ведь звучит здесь и всерьез мотив собственного ухода из жизни.
Шпаликов не утонул в Западной Двине. Он погиб «как-нибудь иначе»: повесился в Переделкине 1 ноября 1974 года. О мотивах этого шага можно только гадать. Неприкаянность и бездомность, вязкая и гнетущая атмосфера застоя, творческая нереализованность, чувство бесперспективности работы в стол (сценарий – не роман, он не может лежать пятнадцать лет до очередной «оттепели», его ставят или сейчас, или никогда)… А может быть – все это сразу? Ему было тридцать семь лет – роковой для русских поэтов возраст. Закончился его недолгий земной путь, но осталось исполненное лиризма и оттого обращенное к нашей душе творчество. «Я к вам травою прорасту, / попробую к вам дотянуться, / как почка тянется к листу, / вся в ожидании проснуться…»
Откликнемся же поэту.
Автобиография
Я, Шпаликов Геннадий Федорович, родился в сентябре 1937 года в г. Сегеже Карело-Финской ССР, где мой отец, Шпаликов Федор Григорьевич, строил Сегежский бумажно-целлюлозный комбинат. Он был военный инженер.
В 1939 году после окончания строительства мы вернулись в Москву.
В 1941 году, как только началась война, нас вместе с Академией им. Куйбышева, где служил и работал отец, эвакуировали