Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем. Василий АвченкоЧитать онлайн книгу.
она станет Асей: «В нашем городском дворе образовалось целое скопище тёзок. Шурки, Сашки, Саньки… Вот кому-то и стукнуло выделить меня – Ася. Неправильно это: Ася – Анастасия, а не Александра. Но имя прижилось, и я стала Асей на всю жизнь».
Возвращение во Владивосток; отец, лишившийся работы на КВЖД; попытка вести своё хозяйство в Кипарисово, неподалёку от Владивостока – Филипп вошёл в пай с китайцами, жил в фанзе с канами (лежанками, под которыми для тепла проведён дымоход)… Здесь состоялось знакомство с семьёй доктора Владимира Ланковского, военного врача польского происхождения и революционных взглядов. Ланковские жили во Владивостоке, в Кипарисово находилась их дача. Ася сдружилась с дочерью доктора Лией Ланковской. Главный врач Уссурийской железной дороги, в конце 1905 года Ланковский принял участие в забастовке и отстранении от должности начальника дороги полковника Кремера, объявив, что тот психически болен и попал под арест, однако в январе 1906 года его освободили взбунтовавшиеся войска. Он надолго бежал за границу – в Японию, на Филиппины. «Теперь мне ясно одно – большевиком он не был», – пишет Колесникова о Ланковском в автобиографической повести «Обычная дорога российская».
О Петре Матвееве (1892–1962) известно немногое. Братья в детстве звали его барахольщиком – Пётр прятал в ящичек пуговицы, катушки от ниток, гвозди, перья… Отец называл Петра Плюшкиным. Тихий, болезненный, флегматичный в детстве, Пётр в юности увлёкся спортом, на руках поднимался на пятый этаж. Засел за Канта и Шопенгауэра.
Во время Гражданской войны Пётр Матвеев, как и юный Александр Фадеев, работал в красном подполье Владивостока. Сотрудничал с большевистской газетой «Красное знамя». Потом преподавал.
Человек он был с темпераментом, острый на язык. В генеалогическом древе, составленном в 1989 году родоведом Владимиром Хохловым со слов Татьяны Зотиковны Матвеевой, о Петре есть заметка: «Как-то лошадь ударила по голове, стал нервный характер».
Был знаком, как и другие братья Матвеевы, с поэтом Александром Туфановым. Во второй половине 1920-х находим следы Петра Матвеева в Ленинграде, подле Хармса. Тот выделял в своём окружении группу «мудрецов», или «естественных мыслителей», одним из которых был Пётр. В 1929-м и 1930 годах он упоминается в записных книжках Хармса.
Сам Матвеев называл свою философию новаторской, хотя у окружающих было на этот счёт иное мнение. Зотик Матвеев в начале 1922 года писал: «Петя наш – неисправимый философ и репетитор. Пишет, всё пишет и пишет без конца афоризмы и трактаты и, кажется, на пятьсот сорок лет вперёд предусмотрел жизнь человечества. Его мир какой-то особенный, ему одному понятный, хотя для нас… и кажется хаосом. Из моря слов, иногда мудрёных, есть и течения вполне приемлемые, но куда они текут, остаётся загадкой». За иронией слышатся грусть, сочувствие и, вероятно, понимание душевной болезни брата.
Татьяна Двинятина и Андрей Крусанов в работе «В круге Хармса…» сообщают: «Окружающие… отмечали независимый вольнолюбивый характер П.Н. Матвеева, сочетавшийся с его полной