Блуждающее время. Юрий МамлеевЧитать онлайн книгу.
нюхал, причём именно в этот момент в нём появлялся труп. Понюхав, Сёма-труп ставил цветочки в бутылочку из-под водки, а потом – в угол, где иногда появлялись крысы.
Марина ничего не боялась: она уже давно разучилась чего-либо страшиться, относясь к этому миру и ко всему, что происходит, как к бреду, в котором, однако, есть интересные дыры… только вот куда они вели, эти провалы…
Семён, впрочем, даже оберегал её от пугливо-любопытствующих взглядов своих бродяг. Те вообще ничего не понимали в этой истории.
Кружалов обычно приглашал Марину сесть на свой помоечный табурет, другой табурет ставил перед ней, на нём, конечно, появлялись полбутылки водки, а сам садился на пол, скорее на землю: определить, что это – пол, земля или небо – действительно было трудно.
И на этот раз, после обсуждения с Таней «чёрных зеркал», Марина пришла и уселась на этот неустойчивый табурет.
После первой же рюмки Семён стал жаловаться на то, что он – труп.
– Ничего страшного. В каждом из нас гнездится труп, – утешила его Марина, – потому что все мы умрём, как выражаются люди. Да и весь этот мир – огромный труп, ведь всё в нём погибнет, так что ж тут необычного, Семён, если ты считаешь себя трупом? – заключила она.
– Хитришь, Марина, хитришь. Зачем? – угрюмо ответил Кружалов. – Сама ведь знаешь, что во мне не простой труп, а живой. А это жутко. Я, Марина, в ад хочу.
– Как будто мы на этой планете уже не в аду, – усмехнулась Марина. – Сиди уж тут, на табуретке.
– Всё-таки ответь: почему ты ко мне приходишь? Разве я человек?
Сёмой овладело какое-то бесконечное спокойствие. Это бывало, когда труп в нём совершенно обнажался. Марина знала эти моменты. И любила их. Дело в том, что в глазах Семёна она улавливала при этом бытие смерти, если можно так парадоксально выразиться. И Семён тогда просто не находил себе места в этом мире, ибо он, мир этот, целиком не соответствовал тому, что было у него внутри. Поэтому Семён угрюмо высказывал в этом случае своё желание сбежать в ад, рассчитывая, что он найдёт там себя, своё местоположение. Марина разубеждала его в этом, не советуя стремиться сломя голову туда, объясняя Семёну, что ад – это не его место и что, вообще говоря, во всей Вселенной, видимой и невидимой, ещё нет места для таких, как он, Семён.
Взгляд Семёна при таких беседах становился до того парадоксальным, что у Марины захватывало дух, и она благодарила Себя за то, что видит такое.
Под словом «Себя» она имела в виду, естественно, нечто бесконечное. И ей иногда хотелось сломить свою «вечность», чтобы познать то, что не входит ни в какие рамки. Мрачная была девочка, одним словом, хотя выглядела она порой весело.
Семён втайне был согласен с ней. Так и сидели они одни, в подземелье, при свечах и крысах, за бутылкой водки, при шорохах – ибо любопытствующие бомжи ползали около угла своего Семёна в надежде что-либо понять.
Семён знал об этой их слабости, только повторял про себя: «где