Пришедшие с мечом. Екатерина ГлаголеваЧитать онлайн книгу.
безлюдных островах, страдания призраков в мрачных замках Анны Радклиф, пьесы Августа фон Коцебу, «Жиль Блас», путешествие капитана Кука… Всё это было таким же разрозненным, как и мебель: не хватало то начала, то конца, то середины, но никто не привередничал. Кроме того, в лагере составились общества, где можно было весело провести время. В картежных кружках метали банк и играли в бостон, а проигравшие сразу свое третное жалованье поневоле обратились в философов и обсуждали по вечерам вопросы мироздания – или разбирали баталии нынешней войны.
Компания порой подбиралась самая пестрая. К штабс-капитану 12-й роты конной артиллерии помимо его подчиненных приходили пить чай два майора Софийского полка – лифляндец и русский, два полковых доктора и поручик-англичанин. Самоваров не было, поэтому чай насыпали в медный чайник, где обычно кипятили воду. Каждый приходил со своим стаканом и трубкой; один из докторов приносил флягу и потчевал всех водкой, якобы настоенной на полыни и потому полезной для желудка, но если на дне этой фляги когда-то и лежала полынь, то теперь даже запаха ее не осталось. Расположившись у костров с трубками, сидя или лежа, кто как привык, говорили обо всём и обо всех.
Решение фельдмаршала оставить Москву, против которого раньше все восставали, теперь начинало казаться разумным: армию он сохранил, а Москву вернем. Французы там долго не удержатся; говорят, они голодают и бедствуют, их фуражиров бьют не только партизаны, но и мужики, – вон, в лагерь сегодня пригнали пленных. Но ведь и Барклай поступил бы точно так же – отчего же шельмуют этого благороднейшего, храброго и распорядительного генерала? Поскольку Первая и Вторая Западная армии теперь слились в одну, Барклай получил отставку и уехал со своим адъютантом Закревским во Владимир. Говорят, он серьезно захворал… Его винили за то, что он отступал, а почему он отступал – не говорили, вот солдаты и называли его изменником чуть ли не в глаза. Жаль его. Ни изменником, ни трусом он не был; офицеры, служившие под его началом в Финляндии, всегда защищали своего командира, а молодые почтительно помалкивали.
Новости добирались до лагеря черепашьим шагом; только «секретные», подслушанные адъютантами и ординарцами в главной квартире, разлетались в один момент. Запоздало узнав о смерти генерала Кульнева, знавшие его лично и по рассказам много жалели о нём. Жалели и князя Багратиона, но вместе с тем и осуждали: зачем же командующему везде бросаться самому, не думая о том, что будет с армией, когда его убьют. Досталось и графу Кутайсову, хотя и его сильно жалели: мало того, что начальник всей артиллерии скакал по передовым батареям, так еще и вздумал с пехотой атаковать неприятеля, как будто без него не обошлись бы: там ведь были и Раевский, и Паскевич, и Васильчиков… И младший Тучков погиб из удальства, а вот старшего жалко: он такой же рассудительный и хладнокровный, как Дохтуров, и пал не от неблагоразумия своего, а… видать, такая судьба.
В темном ясном небе густо высыпали звезды – казалось, что это души