Жаркая осень в Акадии. Александр ХарниковЧитать онлайн книгу.
в Порт-ля-Жуа на южном берегу острова Святого Иоанна. Там нам предстоит создать полк из акадцев – французского населения тех мест – и отвоевать форты Босежур и Гаспаро на перешейке Шиньекто, вероломно захваченные в июне англичанами. Но, пока мы на борту корабля, у меня появилась возможность немного отдохнуть и осмотреться.
– Это уже море? – спросил я у пробегавшего мимо матроса.
Тот с трудом подавил смех:
– Нет, конечно, господин русский офицер. До моря еще больше суток ходу. А что южного берега не видно – так река широкая. Здесь – четыре лье[7], а потом будет еще шире.
Господин русский офицер… Кто бы мог три месяца назад подумать, что я – сержант нью-йоркских скаутов, да еще и на четверть индеец – стану русским лейтенантом… Взяли меня в плен в бою у Аткваначуке, далеко на юге, недалеко от того места, где быстрая Джуниата, спустившаяся с Аппалач, впадает в широкую и сонную Сасквеханну. Оказалось, что в деревне этой жила моя родня по матери – но единственный, кого я убил, был человек, много лет назад надругавшийся над мамой и оставивший ее умирать. Спас меня от смерти русский полковник Хасханов – тогда он был майором, точнее, морским капитаном третьего ранга; он предложил мне искупить вину перед своим родом. А после того, как я был ранен в битве в Медвежьих горах, и более серьезно – при Мононгахеле, он меня спросил:
– Сержант, вы показали себя очень хорошо. Мы решили предложить вам перейти в русское подданство.
Я долго не раздумывал. Всю жизнь я был чужим – для англичан, потому что был на четверть индейцем, да и отец мой был шотландцем-католиком; для сасквеханноков, потому что я был на три четверти белым; даже в нью-йоркских скаутах я не раз слышал, как за моей спиной меня обзывали полукровкой, хотя в лицо меня никто никогда не рискнул бы так назвать. Но русские были совсем другими; у них все были своими, а один из них, майор, а теперь подполковник Жумашев, с позывным Руссо, выглядел почти как индеец, разве что глаза его были более узкими.
По словам Хаса, один из их офицеров говорил, что все равно, какой у тебя цвет кожи или разрез глаз – для врага все мы русские. И я себя уже начал ощущать русским. Единственное, что меня огорчает – это то, что русский язык дается мне с трудом, но я его учу, как могу. У меня уже даже получается построить простое предложение, пусть не без ошибок, но так, что меня понимают мои собеседники, особенно когда мы говорим о делах военных.
А чин я получил как бы авансом. Дело в том, что губернатор Новой Франции Мишель-Анж де Миннвилль, маркиз дю Кень, предложил произвести Хаса в полковники, а его людей кого в подполковники, а кого в майоры. Иначе, по его словам, любой французский офицер выше по чину не будет воспринимать его людей всерьез – по крайней мере, поначалу. Хас поблагодарил маркиза и признал правоту его слов, но решил, что, как вышестоящий русский офицер на американском континенте, сделает это лучше самолично. Именно тогда я стал лейтенантом армии Русской Америки и получил задание создать из шотландцев, бежавших
Около шестнадцати километров.