Сын Зевса. В глуби веков. Герой Саламина. Любовь ВоронковаЧитать онлайн книгу.
свойственное ему дело само по данному ему приказанию…» Как те треножники Гефеста[34]:
…Готовил он двадцать треножников разом,
Чтоб их расставить вдоль стен своего благозданного дома.
К ножкам треножников он золотые приделал колеса,
Чтобы в собранье богов они сами собою катились.
Аристотель против того, чтобы с рабами обращаться дурно. Но он считает, что без рабов никак нельзя. Это только у Гефеста могли треножники катиться сами собой.
– Это одна сторона дела, – упрямо продолжал Антипатр, – а есть и другая, о которой Аристотель тоже говорил. Он говорил, что общение с рабами разлагает граждан, не говоря уже о том, что они лишают граждан работы. Вот ремесленник. Он придет и починит кому-то крышу – он заработал и, значит, сыт. Сошьет кому-то обувь или обожжет и продаст горшок. Опять-таки он заработал – и сыт. А если все это делают рабы, и притом бесплатно, – что же делать ремесленнику? Как ему быть? Вот и наполняется город нищетой. Рабы съедят Афины.
– Значит, по-твоему, Антипа, – сказал Александр, нахмурясь, – рабство нужно уничтожить?
– О нет! – Антипатр покачал головой. – Рабство должно существовать вечно. Рабы должны делать свое дело – работать в рудниках, рыть канавы, таскать камни, выполнять все грубые и грязные работы.
Что еще мог сказать Антипатр, если даже Аристотель, человек великого ума и таланта, считал, что рабство необходимо? Люди своего времени, они и не могли мыслить иначе, не могли представить себе, что рабство – это позор их общества, их государства.
– Но свободные тоже не должны сидеть дома без дела, – продолжал Антипатр. – А их дело – постигать воинскую науку, воевать, властвовать, покорять чужие страны, а не посылать вместо себя наемников, как делают афиняне. А что за воин наемник?
Говорили о многом, вспоминали о многом. Особенно о том, что видели в Акрополе. И о большом храме Афины Паллады. И о той Афине, бронзовой, что стоит под открытым небом и чье копье светит золотой звездой морякам, плывущим домой. И о храме Эрехтейон, храме Посейдона, где внутри на скале остался след его трезубца. Как хороши белые мраморные фигуры его фриза на фоне из фиолетово-черного элевсинского известняка, как изящны его ионические колонны!..
Но одно воспоминание Александр хранил про себя – воспоминание о той минуте, когда он встретился взглядом со сверкающими глазами богини…
«Да, отец прав, – думал он, – нельзя разорять Афины. Нельзя их разорять».
И какой безвестной, глухой и печальной казалась ему теперь Пелла, затерянная в македонских горах!
Наступила осень, начались дожди. Горы стояли нахмуренные, одетые мокрым лесом. По каменистым вершинам ползли, переваливая через них, тяжелые темные облака…
Филиппу не было покоя.
С Афинами все улажено – наконец-то! Маленькие эллинские города молча впустили македонский гарнизон – Халкида, Амбракия, Акрокоринф…
На съезде в Коринфе, созванном Филиппом, провозглашен всеобщий мир. Между Македонией и эллинскими