Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов». Евгений АкельевЧитать онлайн книгу.
их начальник, кабацкий голова, крестьянин того же села Кирюшка Дуб, сказал: «Он де, государь, пропал, живет де он, государь, с немками. И поехал де он, государь, за море. Увидите де, что все государство сомнетца. Я де про то ведаю». Когда же Кирюшке Дубу пришлось уже в Преображенском приказе на допросе отвечать, откуда он «про то ведает», Кирюшка пояснил: он такие речи частенько слышал из уст посетителей его кабака, различных проезжих людей: «Всяких чинов многие проезжие люди, едучи с Москвы, заехав на кабак вина пить, и такие слова говаривали»12.
В июне 1698 г. одоевские помещики, получив указ из Разрядного приказа, отправлялись в Москву с тем, чтобы соединиться с полком боярина А. С. Шеина, а затем с ним следовать к Воскресенскому монастырю для подавления стрелецкого возмущения. Они держали путь по Алексинской дороге, пока им не пришлось близ села Панское сделать остановку «для кормления лошадей». Здесь они повстречались с одоевским «россылщиком» Федькой Корольковым, который отвозил в столицу «зборные деньги за стрелецкой хлеб» и теперь направлялся назад в Одоев. Помещики стали «у него, Федки, спрашивать московских вестей»: «Что чинитца на Москве?» Их земляк, по всей видимости, был в приподнятом настроении: «Идут де к Москве с Лук Великих московские стрелцы рубить бояр», а к тем словам «примолвил»: «поделом, что они, стрелцы, хотят бояр рубить»13.
Иностранные дипломаты в своих донесениях, видимо выражая опасения российской правящей элиты, сообщали в своих депешах о том, что стрельцы, несомненно, пользуются массовой поддержкой населения. Датский резидент Пол Хейнс в своем донесении от 10 июня 1698 г. (то есть когда в Москве только-только узнали о стрелецком выступлении) писал, что «весь двор находится в состоянии тревоги», «все живут под страхом революции», потому что если стрельцы войдут в Москву, то к ним, несомненно, присоединится «вся чернь», и тогда начнется «общее восстание», в ходе которого все иностранцы будут «принесены в жертву народной ненависти»14. Хейнсу вторит Гвариент, который в донесении от 17 (27) июня уведомлял Вену: «Следует опасаться, что и без того непокорная чернь при желании воспользуется такой возможностью, присоединится к восставшим и тем самым вызовет ужасную кровавую баню»15.
В том же донесении австрийский посланник (который, напомним, пользовался сведениями, полученными от Гордона) сообщает, что в Москве недавно было получено известие об аудиенции Б. П. Шереметева у папы римского Иннокентия XII16. Это известие вызвало большое смятение в высшем московском обществе и повергло в горе семью Шереметевых. Патриарх Адриан в этой связи рассматривал вопрос об отлучении Б. П. Шереметева от Церкви, но все-таки «воздержался» от этого из «почтения» к его роду17.
Католический вопрос и реакция на него русского общества не случайно волновали Гвариента. Видимо, именно этой информации от него ожидали в Вене. Католическая миссия в Москве была в числе важнейших задач его посольства
РГАДА. Ф. 371. Оп. 2. Д. 689. Л. 1–2, 5. За свои «непристойные слова» о государе (в которых сам повинился) крестьянин села Сундырь Казанского уезда Кирюшка Дуб был приговорен к смертной казни, которую заменили наказанием кнутом, вырезанием языка, конфискацией всего имущества и ссылкой вместе с женой и детьми в Сибирь «на пашню <…> на вечное житье» (Там же. Л. 8).
РГАДА. Ф. 371. Оп. 2. Д. 713. Л. 1, 5–6, 23.
Приложение № 6 в этой книге. С. 501.
Боярин Б. П. Шереметев прибыл в Рим 21 марта 1698 г., где провел две недели. В итальянских документах, связанных с его аудиенцией у папы римского, выражена уверенность в том, что Шереметев приехал с целью запустить процесс объединения Церквей. См.:
Приложение № 6 в этой книге. С. 502.