Вольнодумцы. Максим ЗамшевЧитать онлайн книгу.
это проплаченный Кремлём клеврет или просто честный человек, изливающий свою боль.
Уже перед самым пробуждением, в нервном, неплотном видении, ей явился Артём почему-то в нелепой футболке с портретом Пушкина во всю грудь. Никогда он не казался настолько старше её.
Это так поразило, что она некоторое время, уже окончательно проснувшись, тщилась смириться с этой внезапной Артёмовой старостью и, как это часто бывает по утрам, благодарила Бога, что наяву всё совсем не так.
Когда открыла глаза, сетчатку пронзила такая боль, что пришлось их снова закрыть. Особенно страдал левый глаз, глазное яблоко словно распухло и просилось наружу. Такое в последнее время случалось с ней часто. Она всякий раз пугалась, никому не жаловалась, обещала себе меньше смотреть на экран телефона и ноутбука, но боль быстро отступала, и всё забывалось.
Мамы дома, конечно, не было. Сколько Майя себя помнит, матери всегда ставили первые уроки, словно издевались. Будь мамочка рядом, завтрак Майя получила бы в постель, причём самый вкусный на свете. Мать и дочь Кривицкие суперделикатесов позволить себе не могли, но Зоя Ильинична умела из совсем простых продуктов приготовить нечто потрясающе вкусное. Это искусство она унаследовала от бабушки.
Бабушка немного не дожила до восьмидесяти и скончалась два года назад, оставив дочери и внучке однокомнатную квартиру на Полянке в блочном, со страшными на вид балконами, доме у самой станции метро. Мать категорически отказывалась эту квартиру сдавать. Майя особо не настаивала, хотя деньги им, разумеется, не помешали бы. Но если мать в чём-то себя уверила, Майя не тратила силы на переубеждение. Знала – бесполезно. Вероятно, сама мысль, что в квартире, где доживала свои дни бабуля, где так радушно их принимала по выходным, с пирогами и всякими разносолами, где окутывала их мягкой, как ручной вязки свитер, стариковской заботой, начнёт хозяйничать кто-то чужой, травмировала маму. Иногда они за вечерним чаем и трёпом предавались маниловским размышлениям, как хорошо было бы сделать на Полянке ремонт, но дальше разговоров эти намерения не заходили.
Зоя Ильинична ни в чём не ограничивала свободу дочки, не расспрашивала её о том, чего та сама не рассказывала, просила только об одном: не пропадать без предупреждения слишком надолго. По большому счёту, ни её, ни её покойного мужа не хватало на воспитание дочери – лишь бы прокормить, одеть, обуть, обучить, – но она как-то сама воспиталась. И воспиталась, как полагала мать, совсем неплохо!
Несмотря на довольно высокий для девушки рост, метр восемьдесят три, Майю никто в детстве не дразнил дылдой. Но сама она себя иногда любила так называть. Вот и сейчас мысленно приказала себе: «Вставай, дылда, тебе пора!»
Глаза ещё ныли, она, щурясь, встала с постели, порадовалась тому, что день начинается с солнца – в феврале это большая редкость. Посмотрела в окно. По небу торопливо двигались облака, похожие на невесть откуда налетевших монстров. Прямо на её глазах они из подсвеченных солнцем превратились в серые, с тёмными сгущениями.
Занятия Майя не посещала уже несколько дней. Не задумывалась, как объяснит это в деканате. Надеялась, что пронесёт, что она придумает