Соборяне. Повести и рассказы. Николай ЛесковЧитать онлайн книгу.
пока я этого Варнаву не сокрушу, не зовите меня Ахилла-дьякон, а зовите меня все Ахилла-воин». Что же, пусть воюет, я его не боюсь, но я с этих пор знаю, что делать. Я решил, что мне здесь больше не жить; я кое с кем в Петербурге в переписке; там один барин устраиват одно предприятие, и я уйду в Петербург. Я вам скажу, я уже пробовал, мы с Дарьей Николаевной посылали туда несколько статеек, оттуда все отвечают: «Резче». Прекрасно, что «резче»; я там и буду резок, я там церемониться не стану, но здесь, помилуйте, духу не взведешь, когда за мертвую кость чуть жизнию не поплатишься. А с другой стороны, посудите, и там, в Петербурге, какая пошла подлость; даже самые благонамереннейшие газеты начинают подтрунивать над распространяющеюся у нас страстью к естественным наукам! Читали вы это?
– Кажется, что-то похожее читал.
– Ага! так и вы это поняли? Так скажите же мне, зачем же они в таком случае манили нас работать над лягушкой и все прочее?
– Не знаю.
– Не знаете? Ну так я же вам скажу, что им это такие пройдет! Да-с; я вот заберу мои кости, поеду в Петербург да там прямо в рожи им этими костями, в рожи! И пусть меня ведут к своему мировому.
Глава тринадцатая
– Ха-ха-ха! Вы прекрасно сделаете! – внезапно проговорила Серболова, стоявшая до этой минуты за густым вишневым кустом и ни одним из собеседников не замеченная.
Препотенский захватил на груди расстегнутую рубашку, приподнялся и, подтянув другою рукой свои испачканные в кирпиче панталоны, проговорил:
– Вы, Александра Ивановна, простите, что я так не одет.
– Ничего; с рабочего человека туалета не взыскивают; но идите, вас мать зовет обедать.
– Нет, Александра Ивановна, я обедать не пойду. Мы с матерью не можем более жить; между нами все кончено.
– А вы бы постыдились так говорить, она вас любит!
– Напрасно вы меня стыдите. Она с моими врагами дружит; она мои кости хоронит; а я как-нибудь папироску у лампады закурю, так она и за то сердится…
– Зачем же свои папиросы у ее лампады закуриваете? Разве вам другого огня нет?
– Да ведь это же глупо!
Серболова улыбнулась и сказала:
– Покорно вас благодарю.
– Нет; я не вам, а я говорю о лампаде: ведь все равно огонь.
– Ну, потому-то и закурите у другого.
– Все равно, на нее чем-нибудь другим не угодишь. Вон я вчера нашей собаке немножко супу дал из миски, а маменька и об этом расплакалась и миску с досады разбила: «Не годится, говорит, она теперь; ее собака нанюхала». Ну, я вас спрашиваю: вы, Валерьян Николаич, знаете физику: можно ли что-нибудь нанюхать? Можно понюхать, можно вынюхать, но нанюхать! Ведь это дурак один сказать может!
– Но ведь вы могли и не давать собаке из этой чашки?
– Мог, да на что же это?
– Чтобы вашу мать не огорчать.
– Да, вот вы как на это смотрите! По-моему, никакая хитрость не достойна честного человека.
– А есть лошадиную ветчину при старой матери достойно?
– Ага! Уж она вам и