По степи шагал верблюд. Йана БоризЧитать онлайн книгу.
застенчиво уперлась кулачками в крепкую грудь. Шелковый платок – подарок Феди-китайца – не выдюжил под натиском горячего дыхания и соскользнул с шеи.
– Ой! – только и вскрикнула, провожая ядовито-желтые складки, растекающиеся по воде и уплывающие вместе с течением в ночь.
– Пожди, я мигом, – пообещал Сеня и, широко ступая, ринулся за платком. Но невесомый шелк оказался проворнее, отплывал от берега, будто подгоняемый невидимыми веслами. Сапоги уже захлестнула вода, а рука все никак не дотягивалась до яркой тряпицы.
– Сеня, брось его, простыл уж! – позвала Глафира, видя, что ее кавалер едва не по пояс в воде.
– И то верно. – Семен вернулся на берег, подбежал к ближнему стогу, скинул сапоги с мокрыми портянками. Из перевернутого сапожного зева вытекло с полведра. Он потоптался босыми ногами по сухому сену.
– Поди ко мне, лебедушка, присядем тута, ногам зябко.
Глафира подошла, но присесть не успела. Настойчивые поцелуи дерзко впились в шею, сдвинув на сторону ворот блузки, ее дыхание сбилось, сладкая истома потекла по ключицам, на минуту застыла в грудях, налив их каменной могучей похотью, спустилась к животу, скрутила внизу крепкий узел и медленно, но необратимо потянула к чреслам, заставляя нервно переступать ногами и постанывать. Она и сама не заметила, как слились их губы, как ее руки обхватили гладкую крепкую шею и начали поглаживать кудрявые завитки за ушами и ершистый затылок. Невиданное доселе, неуправляемое желание прилепило ее к широкой груди, снова натыкаясь губами на его губы, скулы, уши. То, что жило отдельно от разума, отчаянно отбивающее ритм в низу ее живота, требовало выхода. Она очнулась, когда ощутила холод. Семен, рассупонив ворот блузки, жадно мял руками ее груди, причмокивал, присасывался к ним ненасытным ртом и громко стонал. Одна его рука отпустила измученный в неравной схватке сосок и задрала до невозможного подол платья. По ногам засквозило. Она ойкнула и попыталась отстраниться. Сильные руки приподняли ее и уложили в пахучее сено.
– Нет, не нужно… прошу тебя. – Ее голос сорвался, хрип смешивался со стонами.
Семен снова принялся за груди, отчего холод отступил, снова растопился жар, перед глазами всплыло маменькино лицо:
– Пусти же, Сеня!
– Как же я пущу‐то тебя, ладушка? А кто колечко Глебкино носил? Или одному токмо княжичу можно? – приговаривал Сеня.
– Нет, пусти, – твердил Глашин непослушный язык.
«Давай еще! Мни сильнее! Соси и жми!» – не соглашались с языком вздыбившиеся груди.
Мужская рука закралась в самое заветное, куда нельзя ни за что. Острое, ни с чем не сравнимое наслаждение подбросило до самых небес и уставилось в глаза любопытными звездами. Сквозь них проступил силуэт маменьки: «Никудышняя ты, Глашка!» Снова волна восторга прокатилась по телу, заставляя его вздрагивать и подпевать, не замечая ни острых стебельков, царапавших голые ноги, ни саднивших от грубой щетины губ. «Никудышняя ты, Глашка!»
Голос прозвучал словно наяву. Глафира нашла в себе силы согнуть в коленях