Подселение. Ольга СоловьеваЧитать онлайн книгу.
большие. От неожиданно огромных их размеров в моих глазах помутнело. Непроизвольно я зажмурилась, но перед этим зачем-то повернулась и взглянула на окно второго этажа, на то окно, за которым продолжалось занятие, откуда я сама себя вызволила.
И не то было жутко, что Волгин не просто выглядывал, он парил в верхней части окна, а то, что его длиннющие костлявые пальцы держали толстую-претолстую веревку. Я поспешно отвернулась. Померещилось. Неприятно. Наверное, от неутоленного голода.
Вспышка света ослепила меня. Я провалилась в темноту.
Научный гипноз от атеиста Волгина – мгновенно осознала я, когда очнувшись, очутилась у закрытой двери, внутри аудитории. Так… я никуда не успела выйти. Выхода из входа не случилось. А слова эти «Выход там, где вход» – это какой-то код. Волгин на мне пробует гипнотическую технику. И я выясняется, что? Поддаюсь гипнозу?
В голове персеверация: «Вихрь любовников» – гравюра Блейка, гравюра, Блейк, вихрь любовников. Борясь с желанием достать из портфеля свой любимый сборник стихотворений, подойти и подарить его Волгину, я точно знала – сама я этого делать категорически не хочу. Да и с какой это стати дарить чужому, несимпатичному мне человеку – любимое и дорогое? Дорогое, между прочим, во всех смыслах. Я половину своей стипендии отдала букинисту за редкую книгу. Вот так можно одновременно желать совершить действие и совершенно не желать его совершать. В голове каруселью вертелись настойчивые слова: Иди и подари Волгину сборник стихов.
Сменялись на вкрадчивые фразы из незнакомого мне… рассказа? Фильма? «Скорей, скорей, Мусенька! Там тебя ждет сюрпри-и-из»… Какой это сюрприз…
Черт сидел голый, в серой коже, как дог, вытянув руки вдоль колен, как рязанская баба на фотографии или фараон в Лувре, в той же позе неизбывного терпения и равнодушия. Черт сидел так смирно, точно его снимали. Шерсти не было, было обратное шерсти: полная гладкость. Действия не было. Он сидел, а я стояла. И я его любила».
Волгин тоже сидел, я стояла. И я его любила. Было страшно. Благоговейно страшно. Редкие волосы на шишковидной голове атеиста, отсутствие даже намека на то, что он пользуется бритвой, острый подбородок вызывали стойкое отвращение. Никакой к нему любви я не чувствовала, но думала – люблю.
Святые угодники! Или как бы воскликнула моя бабулечка – СлЯпые негодники!
Эти «слЯпые негодники» было у неё самым любимым и часто употребляемым ругательством. Своим возникновением оно обязано истории с моим наречением.
Ещё до моего рождения, родители и бабушка, без всяких УЗИ, помогающих узнать пол ребенка и ещё другую информацию, были непоколебимо уверены – родится девочка. В один из вечеров за ужином, примерно за месяц до маминых родов, каждый из них написал свой вариант имени для меня.
То ли шляпы под рукой не оказалось, то ли перевернутая шляпа со свернутыми тремя бумажками, ожидающая события показалась им несуразным предметом, но они воспользовались