Империя мертвецов. Кэйкаку ИтоЧитать онлайн книгу.
видно, что он не живой человек, но вместе с тем и не обычный покойник. Почему-то даже дети легко различают обычные трупы и неподвижных мертвецов.
– Зловещая долина, – пробормотал я, и Пятница, все так же не сводя с меня глаз, механически записал мои слова. Он протоколирует в тетради все, что я говорю, слово за словом. Плавно, но неуклюже, будто новоявленный шахматный автомат Мельцеля. Чем больше ученые бьются над тем, чтобы сделать поведение мертвецов похожим на естественное, тем жутче оно кажется. Этот феномен называют «зловещей долиной». Труп – он и есть труп, но если подкрасить его макияжем, то почему-то он становится страшнее. А если еще и шевелиться начинает… Между живыми и мертвецами простирается глубокая и темная долина.
Регистрационный номер Уолсингема – Noble_Savage_007[8], кодовое имя – Пятница. В пустой мозг внедрена универсальная операционная система на Кембриджском движке, расширенная Эдинбургским языковым, – экспериментальная двухоперационная модель. Выражаясь простым языком, Пятнице поручено вести лог моих действий, в процессе накапливая практический опыт. Об этом написано его рукой в самом начале протокола.
Пятница – мой слуга, но при этом собственность Ее Величества. Судя по бумагам, мне его выписали из отдела разработок Уолсингема, так называемой секции Q. Мертвец с записанной в него поддельной душой буравил мир живых пустыми глазами и ожидал моих указаний.
В его молчаливую голову загрузили целую гору словарей, справочников и энциклопедий, которые я собрал по всему Большому Двору в Блумсбери[9]. На ум невольно пришел каламбур: лексикон (corpus) втиснут в тело (corpus) мертвеца (corpse), как само тело (corpus) втиснуто в армейскую (corps) форму. Пускай Пятница еще только проходил стадию испытаний, но мой безмолвный друг уже умел с горем пополам делать пословный перевод. В прямом смысле ходячий словарь.
С тех пор как моя жизнь перевернулась с ног на голову в одном из кабинетов «Юниверсал Экспортс», минуло уже три месяца. Все это время я зубрил некроинженерию и доводил до ума Пятницу. Его изначально разрабатывали как полигон для испытаний языкового движка, а я обучил его переводу и стенографированию. Пока дело не касалось, собственно, речепроизводства и артикуляции, все шло неплохо.
Потом меня, как вы уже поняли, отправили в Бомбей. Bom Baim, «Хорошая бухта», Бомбей. Сколько ни повторяю, слова так и не обретают телесности, и я сам до конца не верю в реальность происходящего.
До стен замка докатился гром далекого взрыва. Я подошел к окну – грубому квадрату, прорубленному в массивной каменной кладке. Без особого участия посмотрел на черную ниточку дыма, поднимающуюся со стороны доков.
Фабричный Бомбей, утопающий в пышной южной зелени. В зеркальной глади его бухты дремали торговые суда с флагами всех стран, лениво курсировали буксиры, паромы, рыбацкие лодки и баржи. Люди, заметив пожар, начали размахивать цветастыми платками. Прочь от причала неровными линиями во все стороны потянулись торговые тележки. Дети с корзинами на плечах бросились врассыпную и устроили давку. И среди всего этого хаоса только мускулистые мертвецы с оголенными торсами
(
Большой Двор – имеется в виду читальный зал Британского музея в лондонском районе Блумсбери.