Заложница. Клэр МакинтошЧитать онлайн книгу.
чуть позднее блондинка закрывает глаза и откидывается на спинку кресла. Лицо ее медленно расплывается в отстраненной улыбке.
Все идет своим чередом. Привязные ремни отстегнуты, пассажиры уже на ногах, постоянно звенят звоночки требующих выпивки. Теперь уже слишком поздно. Слишком поздно вспоминать о внутреннем голосе, твердившем мне не работать на этом рейсе. Это голос совести, вот и все. Моего чувства вины за то, что я добилась места здесь вместо того, чтобы остаться дома с Софией. За то, что я вообще тут нахожусь, когда жизнь могла бы сложиться совсем иначе.
Поздно или нет, но голос не унимается.
Двадцать часов, говорит он. За двадцать часов многое может произойти.
Глава четвертая
Пассажир 5J
Меня зовут Сандра Дэниелс, и когда я поднялась на борт самолета, летевшего рейсом № 79, то оставила позади прошлую жизнь.
По-моему, я бы даже не подумала куда-то лететь, если бы не мой муж. Говорят, что жертвы домашнего насилия пытаются сбежать шесть раз, прежде чем это им удается. Я сбежала всего лишь однажды. Я думаю о том, как это влияет на среднюю статистическую выборку, о женщинах, предпринявших восемь попыток. Десять. Двадцать.
Я сбежала лишь один раз, поскольку знала, что, если не сделаю все, как надо, он меня найдет. А если найдет, то убьет.
Утверждают, что в среднем жертв избивают тридцать пять раз, прежде чем те обращаются в полицию. Интересно, как себя ощущаешь, когда тебя били всего тридцать пять раз. Я не считала (а с математикой я никогда особо не дружила), однако я знаю, что два-три раза в неделю за четыре года гораздо больше тридцати пяти. Хотя, наверное, статистики подразумевают что-нибудь серьезное: переломанные кости, удары по голове, от которых становится темно, а из глаз сыплются искры. Не пощечины. Не щипки. Их, похоже, не берут в расчет. Вот так всегда: снова я все преувеличиваю.
Генри тут не совсем виноват, не полностью, в том смысле, что я знаю: людей бить нельзя, конечно же, нельзя. Но он потерял работу, а это сильно сказывается на мужчине, верно? Приходится жить за счет жены, когда тебя принято считать кормильцем семьи, мыть туалет и ждать, когда придет мастер ремонтировать посудомоечную машину.
Это казалось несправедливым. По словам Генри, именно он любил свою работу, а я просто «тянула лямку». Трудилась, а не делала карьеру. Генри стремился продвинуться, и это ему удавалось, я же топталась на месте. Его уважали, он был спецом в своем деле. А я… ну, он рассказал мне, что́ случайно услышал у барной стойки, когда зашел на наш рождественский корпоратив.
После этого я перестала участвовать в посиделках с коллегами. Да и как я могла, выяснив, что они в действительности обо мне думают? Туповатая. Страшненькая. Некомпетентная. Это не стало для меня открытием, однако кому нравится, когда это лишний раз подтверждают? Надо признать, коллеги продолжали притворяться: постоянные улыбки, фразочки «Как прошли выходные?» и «Точно не хочешь пойти с нами?» Я отвечала, что