Тень Гегемона. Театр теней (сборник). Орсон Скотт КардЧитать онлайн книгу.
что она в изоляции, она тут же приняла это и изолировала себя еще глубже, не реагируя на людей, которые приходили и уходили. Они тоже не пытались с ней заговаривать, так что Петра жила в полном безмолвии.
Они не понимали, насколько она самодостаточна. Ее разум мог показать ей больше, чем способна сама реальность. Петра могла вызывать воспоминания пачками, слоями. Вспоминать разговоры дословно. И новые варианты этих разговоров, когда она говорила умные вещи, которые на самом деле придумала потом.
Она могла даже вспомнить каждый миг битвы на Эросе. Особенно той битвы, посреди которой заснула. Как она тогда устала. Как она боролась со сном. Как разум ослабел настолько, что Петра начала забывать, где она, зачем и даже кто она.
Чтобы уйти от этой бесконечно повторяющейся сцены, Петра попыталась думать о другом. О родителях, о маленьком братике. Она помнила все, что они делали и говорили после ее возвращения, но через некоторое время стали важны только воспоминания о годах до Боевой школы. Те воспоминания, что Петра подавляла девять лет как могла. Все прелести семейной жизни, которых она лишилась. Прощание, когда мама плакала, отпуская ее. Рука отца, когда он вел ее к машине. До того эта рука всегда означала защиту, безопасность, но сейчас рука отца вела ее туда, где защиты и безопасности не будет никогда. Петра знала, что она избрана, но она была всего лишь ребенком и знала, чего ждут от нее. Что она не поддастся соблазну побежать к плачущей матери, вцепиться в нее, закричать: «Нет, не хочу, пусть кто-нибудь другой идет в солдаты, а я хочу остаться дома, печь с мамой пирожки и быть мамой своим куклам. Я не хочу в космос, где меня научат убивать странных и страшных созданий – и людей тоже, которые верили мне, а я… заснула».
Нет, остаться наедине с воспоминаниями оказалось не такой уже хорошей идеей.
Петра попыталась голодать, просто не обращая внимания на приносимую еду, даже воду, ничего не беря в рот. Она ожидала, что к ней обратятся, начнут уговаривать, – не тут-то было. Пришла докторша, всадила укол в руку, а когда Петра очнулась, рука болела там, где ставили капельницу, и Петра поняла, что в голодовке толку нет.
Сначала она не сообразила отсчитывать дни, но после капельницы стала вести календарь на собственном теле, делая зарубки до крови ногтем на запястье. Семь дней на левом, потом на правом, а в голове надо было держать только число недель.
Хотя Петра не стала доводить их число до трех. Она поняла, что они ее пересидят в конце концов, потому что у них есть другие похищенные и некоторые, несомненно, пошли на сотрудничество, а раз так, то их вполне устраивает, что Петра сидит в клетке и отстает все больше и больше, так что, когда она выйдет, будет последней в том, что они там делают – что бы это ни было.
Ладно, так какая ей разница? Она ведь и так не собиралась им помогать.
Но если она хочет найти способ освободиться, то надо, чтобы ее выпустили из комнаты и отвели туда, где она сможет заслужить