Это я тебя убила. Екатерина ЗвонцоваЧитать онлайн книгу.
скотоводство. Мама твердила: «Игапта растит ручное чудовище. Если не призвать физальцев к порядку, они вместе уничтожат нас. Это мы должны главенствовать на континенте. Мы, не кто-то другой». Ее глаза горели. Она сама надевала торакс, брала два меча – в нарушение правил лишь у одного было женское имя, у второго мужское – и шла в бой.
Лишь многим позже я поняла: она опутывала меня жестокими выдумками. А тогда безнадежно раскаивалась за то, что киваю с пустым сердцем. За то, что мне не жалко болтливых дядь – толстого и тонкого, с одинаково кислыми лицами и быстрыми глазами. За то, что считаю: надо было им сидеть дома, а физальцы никакая не «часть нашей цивилизации». У них же волосы другие, и одежду они носят странную, и вообще! Они ведь были таким же древним народом, как мы, – пока однажды беда не вынудила их покориться.
Мы воевали год. Боги нами так и не заинтересовались, а вот Игапта физальцам помогла: брак случился. Все кончилось, без приобретений для кого-либо, зато с потерями для всех. Я до сих пор гадаю: зачем было начинать? Мама поражения не перенесла, прыгнула с утеса почти сразу, как отец запросил мира. Ужасно, но я скорбела меньше, чем подобало. Мама к тому времени казалась сумасшедшей и чужой, мне не нравилось, что она постоянно уезжает командовать армиями и сечет плетьми каждого, кто спрашивает: «Госпожа, когда остановится война?» или кричит на улице: «Нет бойне, нет королеве!» Лину было тяжелее: они с мамой очень любили друг друга. После ее смерти он прибирался на могиле каждые несколько дней.
Но та война принесла мне и хорошее. Одно-единственное. Эвера.
Ему было пятнадцать – на три года больше, чем Лину. Он, обычный ученик военного медика, попал в плен в одной из последних битв. Его выловили из воды, когда потопили корабль, где тот медик находился. Эвер никогда не рассказывал о том дне, ничего, кроме единственной детали: что, даже теряя сознание, очень боялся падать, потому что вода была в трупах. А когда очнулся, наш медик, осматривавший его, уже нашел на левом запястье – где и у всех меченых – маленькую устремленную к локтю стрелу и доложил об этом отцу.
Здесь сошлось все: то, как быстро начали готовить перемирие; то, что Эвер ненадолго забыл свое имя; то, что его оказалось некому спасать. О нем вообще не вспомнили, а если бы вспомнили, вряд ли бы это помогло: отец почти сразу решил его не отдавать. Мама разбила его сердце, теперь он ужасно боялся потерять еще и меня и готов был на что угодно, лишь бы я обзавелась гасителем прямо сейчас. К тому же Эвер – хрупкий, брошенный, спокойный, вежливый – сразу ему понравился. А Эверу, хотя признался он намного позже, понравился мой отец. Не удивительно: хозяева, как правило, нравятся всем, с ними чувствуешь себя нужным и обогретым, даже если они просто тебе улыбаются и спрашивают, который час. К тому же старый физальский медик был вовсе не опекуном, а владельцем Эвера. Плохо с ним обращался, держал как прислугу, делал мерзкие вещи, которых маленькая я не могла даже вообразить. И когда мой отец предложил Эверу отдельные покои,