Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках. Ольга ЭдельманЧитать онлайн книгу.
письмо Сталина из сольвычегодской ссылки и донесение начальника Тифлисского охранного отделения ротмистра Карпова, сообщавшее, что Иосиф Джугашвили в 1905 году был арестован и бежал из тюрьмы? Или что в 1929 году, к 50-летнему юбилею вождя, та же «Заря Востока» и «Бакинский рабочий» поместили найденную в архиве бывшего Бакинского губернского жандармского управления фотографию Кобы, указав, что она относится к 1905 году?[10]
Проблема была в том, что Сталин, заполняя после революции биографические анкеты, ареста в 1905 году не указывал. Сейчас, собрав большой массив жандармских документов, можно уверенно утверждать: не указывал, потому что этого не было, после побега из первой ссылки в январе 1904 года он не попадался в руки полиции вплоть до 1908 года. Но тогда, в двадцатые годы, история самой партии и биографии виднейших большевиков еще не имели четкой хронологии, даты путались, все представлялось неясным и неочевидным. Зато со времен подполья считалось, что если кого-то арестовали и вскоре отпустили, то это бросает на него серьезные подозрения: раз отпустили, значит, во время допросов его завербовали и теперь он полицейский осведомитель. Жандармы, кстати, об этом знали и зачастую этим пользовались, ведь благодаря подозрительности подпольщиков было легко вывести из игры участника революционного движения, просто ненадолго его арестовав. Столь же подозрительным мог казаться и слишком легкий побег. О побеге Джугашвили из Иркутской губернии в начале 1904 года как раз и ходили нехорошие слухи, будто бежал он с согласия жандармов (это я также вынуждена опровергнуть как не соответствующее действительности). Впрочем, невозможно определить, в какой момент эти слухи возникли, тогда же или значительно позже. Факт тот, что тюремная фотография Иосифа Джугашвили с датой «1905 год» могла, конечно, быть невинным промахом публикаторов, но могла также оказаться понятным посвященным и коварным подкопом под его репутацию.
Еще более очевидным компрометирующим материалом было опубликованное письмо Сталина из Сольвычегодска, ведь в нем он со свойственной ему грубоватой иронией обозвал развернутую тогда Лениным борьбу с очередными партийными оппонентами – так называемыми «отзовистами» (большевиками, предлагавшими прекратить все виды легальной борьбы, отозвать своих депутатов из Государственной Думы и полностью перейти к нелегальным методам) – «бурей в стакане воды» и замечал, что «вообще на заграницу рабочие начинают смотреть пренебрежительно: “пусть, мол, лезут на стену, сколько их душе угодно; а по-нашему, кому дороги интересы движения, тот работай, остальное же приложится” Это, по-моему, к лучшему»[11].
Беда была не только в том, что несогласие с ленинской линией считалось одним из худших большевистских грехов. Р. Такер подробно проанализировал, как в ходе соперничества за место партийного лидера, освободившееся после смерти Ленина, серьезными аргументами стали близость к Ильичу или случаи отклонения от его линии. На роль преемника претендовал Л.Д. Троцкий, с ним вступили в полемику Н.И. Бухарин и сам Сталин,
На эти обстоятельства обратил внимание автор одной из недавних книг о молодом Сталине:
Письмо Сталина В.С. Бобровскому от 24 января 1911 года, подлинник этого письма: РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 4. Д. 641. Л. 177.