VIP PR. Алексей Владимирович ИюнинЧитать онлайн книгу.
случилось какое-то горе, о котором она не говорит, но это изменило ее характер. Она уверяла, что выплатит всю требуемую сумму, она даже клялась! Только нужно отозвать иск.
– Если так, то… – Веерская откинулась на гамаке и расслабилась. – Лучше не придумаешь! Значит она хочет выплатить нам всю сумму без судебных решений?
– Точно! Она готова откупиться полюбовно!
– Здорово! Ты молодец, Толь, что договорился с ней! Я уж думала, что это мегера непробиваема как бетонная стена!
– Единственный нюанс – отозвать иск мы можем только когда ты вернешься в Москву. Нужны твои подписи.
– Ну и плевать, – сказала Веерская. – Вернусь и все подпишу.
– Отлично! Ты говоришь, что вернешься через две-три недели? Эх, было бы не плохо пораньше, боюсь, Тантанова может передумать.
– Раньше не могу. Через семнадцать-двадцать дней. Я считаю по календарю. Представляешь, Толь, еще семнадцать-двадцать дней совершенного счастья!
– Жаль, меня нет. Я тоже хочу совершенного счастья.
Веерская покосилась на дремлющего в соседнем гамаке Абеландо, тот за все время разговора только раз пошевелился, лениво мазнуть себя кремом по лодыжкам.
– Да, – ответила актриса в трубку. – Тебе бы тут понравилось, Толя.
– Не сомневаюсь.
Они поболтали еще немного.
Потом Абеландо спросил, кто это звонил, на что Веерская ответила, что это ее адвокат по поводу одного дельца. Она ответила правду. Абеландо зевнул, хорошенько потянулся, разминая мышцы рук, и, лукаво улыбнувшись, позвал Веерскую в бунгало. Он сделает ей кое-что, что он называет «попугай клювом достает семечки из апельсина». В роли клюва попугая кубинец имел в виду свой нос, а в качестве апельсина… Веерская засмеялась, допила волшебный коктейль и спрыгнула с гамака.
Еще семнадцать-двадцать дней кайфа! А в Москве ее ждет денежный мешок от Аллы Тантановой!
Пенза
Две недели Петр Шмюльц не находил себе покоя, не мог думать ни о чем кроме выпуска программы с его участием. Те суточные смены, что он проводил на «Пластдекоре +» были для него в тягость. Внутренне он уже конкретно чувствовал себя суперзвездой (ну или просто звездой), но в цеху об этом еще не знали. К его разочарованию ни один его товарищ не относился к нему должным образом. К нему продолжали обращаться по имени и занимать сорок рублей на бормотуху. Шмюльца это коробило, но он терпел. «Ничего, – думал он, настраивая температуру и давление на первой линии и слушая матерную ругань Плотникова. – Ничего! Еще три дня и вы меня увидите! Это сейчас вы ничего не знаете, но скоро вы меня сами будете водкой угощать!»
Он продолжал страстно и ревностно следить за новостями из мира селебрити, не упуская ничего, что не происходило бы на просторах отечественного шоубиза. Он знал все обо всех, но о нем ни знал никто. За половину июня о Петре Степановиче ни в каких новостях не упоминали, его словно и никогда не существовало вовсе, в медиапространстве его не было. Время прошло, на смену