Волки и овцы. Александр ОстровскийЧитать онлайн книгу.
А куда хочешь. Вот, очень мне нужно! Будет с тебя, нагрел руки-то.
Чугунов. Нет, матушка-благодетельница, нет, разве малость самую. Мне вот к усадьбишке пустошь прикупить хочется, рядом продается, три тысячи просят.
Мурзавецкая. Не жирно ли, Вукол?
Чугунов. И ни за чем бы я больше не погнался, на всю жизнь кусок хлеба, и кляузы брошу.
Мурзавецкая. Коли дело сделается, я тебе тысячу рублей дам, а остальные сам промышляй покуда, сколачивай как-нибудь, я тебе не судья. Только не больше; а две тысячи хоть и у Купавиной своруешь, так не бойся, ее не разоришь.
Чугунов. Только вы-то, благодетельница, не осудите, вы-то не осудите; а то никого мне не страшно, уж я себя не обижу.
Мурзавецкая. Ну, об тебе-то довольно толковать, ты меня-то послушай!
Чугунов. Слушаю, благодетельница.
Мурзавецкая. По-моему, всякая баба – дрянь, хоть ты ее золотом осыпь, все ей самой-то цена – грош. А Евлампия теперь с деньгами-то, пожалуй, очень высоко думает о себе: тот ей не пара, другой не жених.
Чугунов. Насчет этого я в их мысли проникнуть не могу-с.
Мурзавецкая. Я ведь девица старая, я мужчин разбирать не умею; может быть, Аполлон и в самом деле плохой жених; да, понимаешь ты, что я этого и знать не хочу; я своему родному добра желаю, а до нее мне и горя мало… так вот, если она заупрямится, надо нам с тобой, Вукол, придумать, чем пугнуть ее.
Чугунов. Будем придумывать, благодетельница.
Мурзавецкая. Ну, и думай! Как по-твоему, кому ты должен служить: мне или ей?
Чугунов. Никому, кроме вас, благодетельница.
Мурзавецкая. Вот и сослужи своей благодетельнице службу великую, избавь ее от заботы! Ведь иссушил меня племянничек-то.
Чугунов. Ничего-с, можно-с, не извольте беспокоиться. Я имею полную доверенность от Евлампии Николаевны, могу все дела вести и миром кончать.
Мурзавецкая. Ну, так что же?
Чугунов. Надо бы какой-нибудь счетец старый найти, или в книгах конторских нет ли каких расчетов, на чем вам претензию основать… да я поищу-с. Потом мы с Аполлоном Викторычем дело и кончим миром у мирового. Я какой вам угодно долг признаю, хоть во сто тысяч. Выдадут Аполлону Викторычу исполнительный лист, вот уж тогда дело будет крепко, таким документом пугнуть можно-с! Выходи замуж, а то, мол, разорю.
Мурзавецкая. Да, да, да… вот, вот, мне только того и нужно. Ну, да еще это дело впереди, может быть, и без того сладим. А заупрямится, так уж не взыщи… Что греха таить, я для своей родни криводушница.
Чугунов. А кто ж без греха-то? Кто похвалится, благодетельница?
Мурзавецкая. У Евлампии наличные деньги есть?
Чугунов. Как не быть, есть.
Мурзавецкая. Что ж она, забыла, что ли? Я ей не раз напоминала. Муж ее обещал дать мне тысячу рублей на бедных… да уж не помню, на словах он говорил или письмо было от него. «В завещании, говорит, я этих денег не помещаю, все равно, когда умру, вам жена моя заплатит». Кажется, было письмо. Ты смотрел в моих бумагах?
Чугунов. Раз пять пересматривал, на дом брал-с.
Мурзавецкая.