Несчастная. Иван ТургеневЧитать онлайн книгу.
rel="nofollow" href="#n_6" type="note">[6], Иван Демьяныч…
– Ну, хорошо, хорошо, не клянчи! Bleibe ruhig, hast verstanden?[7] Александр Давыдыч! милости просим!
Дети немедленно исполнили приказание родителя, пюпитры воздвиглись, началась музыка. Я уже сказал, что Фустов отлично играл на цитре, но на меня этот инструмент постоянно производил впечатление самое тягостное. Мне всегда чудилось и чудится доселе, что в цитре заключена душа дряхлого жида-ростовщика и что она гнусливо ноет и плачется на безжалостного виртуоза, заставляющего ее издавать звуки. Игра г. Ратча также не могла доставить мне удовольствие; к тому ж его внезапно побагровевшее лицо со злобно вращавшимися белыми глазами приняло зловещее выражение: точно он собирался убить кого-то своим фаготом и заранее ругался и грозил, выпуская одну за другою удавленно-хриплые, грубые ноты. Я присоседился к Сусанне и, выждав первую минутную паузу, спросил ее, так же ли она любит музыку, как ее батюшка?
Она отклонилась, как будто я толкнул ее, и промолвила отрывисто:
– Кто?
– Ваш батюшка, – повторил я, – господин Ратч.
– Господин Ратч мне не отец.
– Не отец? Извините меня… Я, должно быть, не так понял… Но мне помнится, Александр Давыдыч…
Сусанна посмотрела на меня пристально и пугливо.
– Вы не поняли господина Фустова. Господин Ратч мой вотчим.
Я помолчал.
– И вы музыки не любите? – начал я снова.
Сусанна опять глянула на меня. Решительно, в ее глазах было что-то одичалое. Она, очевидно, не ожидала и не желала продолжения нашего разговора.
– Я вам этого не сказала, – медленно произнесла она.
– Тру-ту-ту-ту-ту-у-у… – со внезапною яростью пробурчал фагот, выделывая окончательную фиоритуру. Я обернулся, увидал раздутую, как у удава, под оттопыренными ушами, красную шею г. Ратча, и очень он мне показался гадок.
– Но этого… инструмента вы, наверно, не любите, – сказал я вполголоса.
– Да… я не люблю, – отвечала она, как бы поняв мой тайный намек.
«Вот как!» – подумал я и словно чему-то обрадовался.
– Сусанна Ивановна, – проговорила вдруг Элеонора Карповна на своем немецко-русском языке, – музыку очень любит и очень сама прекрасно играет на фортепиано, только она не хочет играть на фортепиано, когда ее очень просят играть.
Сусанна ничего не ответила Элеоноре Карповне – она даже не поглядела на нее и только слегка, под опущенными веками, повела глазами в ее сторону. По одному этому движению, – по движению ее зрачков, – я мог понять, какого рода чувства Сусанна питала ко второй супруге своего вотчима… И я опять чему-то порадовался.
Между тем дуэт кончился. Фустов встал и, нерешительными шагами приблизившись к окну, возле которого мы сидели с Сусанной, спросил ее, получила ли она от Ленгольда ноты, которые тот обещался выписать из Петербурга.
– Попурри из «Роберта-Дьявола», – прибавил он, обращаясь ко мне, – из той новой оперы, о которой теперь все так кричат.
– Нет,
Успокойся, поняла?