Счастливый человек. История сельского доктора. Джон БёрджерЧитать онлайн книгу.
цене исцеления.
Когда Бёрджера спрашивали, как относиться к его произведениям, он отвечал: «Я рассказчик историй». «Даже когда я пишу об искусстве, – говорил он в 1984 году, – то рассказываю истории, рассказчик теряет индивидуальность и открывается жизни других людей» [1]. Когда я встретился с Бёрджером и спросил, как они с Мором создали «Счастливого человека», он поведал мне историю.
Всё началось в Лондоне в начале 1950-х годов, когда Бёрджер вел колонку об искусстве в New Statesman. Он писал необычные эссе и рецензии, вызывающие споры; ему приходилось бороться, чтобы сохранить работу. «Нам прислали замечательное произведение индийского писателя по имени Виктор Анант под названием „Английское Рождество“. На конверте был обратный адрес: „Отдел утерянных вещей, Паддингтонский вокзал“. Я вскочил на мотоцикл и поехал на встречу. Анант недавно прибыл из Бомбея, и это была первая работа, которую он получил».
Анант, как и Бёрджер, не любил власти; в Индии он сидел в британской тюрьме. Мужчины подружились, и несколько лет спустя, когда Бёрджер поселился в сельском Глостершире, Анант и его жена-пакистанка тоже решили найти там жилье. Объектом исследования «Счастливого человека» стал Джон Сассолл, врач общей практики, в одиночку работавший в Глостершире и оказывавший там консультации, в том числе и этим новым жителям.
«Я подружился с Сассоллом после того, как сходил к нему на консультацию по поводу некоторых незначительных проблем со здоровьем, – объяснял Бёрджер. – Он подлечил меня, и мы стали друзьями. Я регулярно встречался с ним и с Анантом, чтобы поиграть в бридж». Оба писателя признавали, что Сассолл был очень необычной личностью: выдающимся врачом и энтузиастом немодного тогда идеала – мечты эпохи Ренессанса о стремлении к универсальным знаниям и опыту. Несмотря на то что их жизни были совсем непохожи, они почувствовали – Сассолл, ежедневно сопереживавший другим, подошел к достижению этого идеала ближе, чем кто-либо и когда-либо.
В середине 1960-х годов Бёрджер переехал в Женеву, но он, как и Анант, поддерживал связь с Сассоллом. Однажды Анант предложил Бёрджеру написать книгу об их общем друге, его медицинской практике и стремлении к универсальности. Бёрджер вспоминал: «Знаете, это действительно замечательный человек, – сказал Анант, – но однажды никто о нем не вспомнит. Конечно, его добрые дела никуда не денутся, но, если вы не напишете о нем, особенности его биографии и жизненной позиции могут не сохраниться».
Жан Мор в те годы тоже жил в Женеве; он был фотожурналистом Красного Креста и ООН, создал проект о документации жизни палестинских беженцев. «Жан великий фотограф, – сказал Бёрджер, – совершенно незаметный, сливающийся с фоном, как подставка для лампы, идеальный человек, чтобы присутствовать при медицинских консультациях». Сассолл пригласил Бёрджера и Мора пожить в его семье шесть недель и, с разрешения пациентов, присоединяться к нему днем и ночью в клинике, а также во время экстренных вызовов.
Вернувшись в Женеву, они месяц работали независимо друг от друга. Бёрджер вспоминал, что текст писался довольно быстро. «Когда мы снова встретились и сравнили написанное мной с фотографиями, отобранными Жаном, обнаружилось, что мы словно копировали друг друга. Сделанное нами было идентичным, будто мой текст – серия подписей к его изображениям. Мы написали одну и ту же книгу. И это совсем не то, чего мне хотелось, поэтому мы переработали всё так, чтобы слова и изображения напоминали разговор; поддерживали, а не зеркально отражали друг друга. Сассолл проверил рукопись и внес несколько незначительных исправлений – поправил медицинскую терминологию, добавил технические комментарии и тому подобное, – но в целом остался доволен. В апреле 1967 года книга была опубликована.
The Guardian
поместила рецензию на «Счастливого человека» Тома Машлера, знаменитого редактора Jonathan Cape, между фотографией вьетнамского младенца, изуродованного напалмом, и рекламой шерстяных мини-платьев. «Прекрасная книга, – отмечает Машлер, – Джон Бёрджер пишет со страстью, с напряжением, на которое способны немногие писатели». Он был особенно очарован тем, как Сассолл, изображенный Бёрджером, обладая ненасытным аппетитом к человеческому опыту, проникает посредством воображения в мысли пациентов. В заключение он выразил сожаление, которое испытали и другие рецензенты, сталкиваясь с такой проницательной и новаторской работой, но лишь ему хватило смелости сказать: «Хотелось бы отдать должное богатству языка, которое делает книгу такой неотразимой».
Филип Тойнби, написавший в Observer рецензию, назвал книгу «серией блестящих зарисовок, подлинным tour de force, а замечательные фотографии сельской местности и ее жителей соответствующими тексту и освещающими его с необыкновенной степенью соучаствующего понимания». У Тойнби были достаточные основания подтвердить точность изображения доктора: так получилось, что герой книги был его личным врачом [2]. «Сассолл на страницах книги – как в тексте, так и на фотографиях – действительно тот человек, которого я знал, любил и которым восхищался в течение нескольких лет. Но здесь он больше, чем знакомый, и не потому, что Бёрджер его романтизировал или увеличил масштаб
1
Из интервью с Джеффом Дайером в журнале
2
Бёрджер называет Тойнби единственным человеком в округе, чей образ мысли сопоставим с мышлением Сассолла: «Но этот человек – писатель и затворник».