Береговая стража. Дарья ПлещееваЧитать онлайн книгу.
не только французских, но и русских. Державин, Львов, Капнист, Хемницер – и все беспрестанно что-то пишут и издают! Да и на что танцовщику стихи?
Жан явно не знал, о чем теперь говорить с гостем.
– У нас есть свежий номер «Лекарства от скуки и забот», угодно?
– Благодарю.
Этот журнал Саньке как-то попался в руки, но читать его было затруднительно – язык возвышенно-невнятный, простому человеку не понять ничего, кроме стихотворной загадки.
Всякий раз, кратко отвечая Жану, Санька отмечал эту неожиданную шейную судорогу, тело предупреждало: от горестей и бедствий могу взбунтоваться. В последний раз мотнув головой, он сел, сжал на коленях кулаки – и ощутил невероятный озноб, вплоть до зубовного треска.
Тогда Жан прошелся взад-вперед, вздохнул, посмотрел на большие напольные часы.
– Пойду потороплю Трифона, – сказал он и вышел.
Санька обхватил себя руками, съежился – озноб не унимался. Нужно было прижаться к печке, раз уж нет возможности завернуться в одеяло. Забиться в угол между стеной и печкой – там наверняка все пройдет. Но угол оказался занят клеткой с попугаем, который дремал на жердочке и не пожелал приветствовать незнакомца. Птица была дорогая, по-своему красивая, о такой мечтала Санькина матушка – попугаи в столице жили во многих домах, ценились за разговорчивость, ими похвалялись перед соседями, их нарочно учили, тратя на это немалое время.
– Дурак попинька, попинька дурак, – тихонько твердил ему Санька, нагнувшись над клеткой, в надежде, что общеизвестное попугайское приветствие как-то подействует и прозвучит ответ.
Озноб не унимался, хотя печка была совсем рядом и тепло от нее шло животворное. За спиной тихонько и очень деликатно кашлянули. Санька стремительно выпрямился и повернулся. Он увидел высокого и полного кавалера, немолодого, далеко не красавца, с умным взглядом, одетого по моде, но причесанного кое-как – волосы не взбиты и напудрены, а напротив, стянуты в косицу, так что чрезмерно высокий лоб весь на виду.
– Я знаю обстоятельства ваши, господин Румянцев, – сказал кавалер, выделывая губами какие-то странные экзерсисы. – Сядем и потолкуем. Рекомендовать меня некому, потому я сам – Андрей Михайлович Келлер, по ремеслу типографщик. Выполняю также поручения некой высокопоставленной особы – для того я тут… Жан! Ступай к нам!
Вошли двое: юноша нес огромный фарфоровый чайник, служитель – поднос с чашками и угощением.
– Мы тут по-свойски, – объяснил Келлер. – Без чинов. Их нам заменяет степень таланта. Жан – надежда наша, через два или три года вы гордиться будете, что преломили с ним мясной пирог! Его комические оперы уже сейчас замечательны. Лучшие умы наши от него в восхищении – сам господин Княжнин!
Санька посмотрел на юношу с удивлением – надо же, не солгал, и впрямь сочинитель. Про Княжнина он знал – кто ж, будучи служителем Мельпомены, не слыхал сего имени? Его прозвали «российский Расин» и за талант прощали многое – сама государыня, когда он растратил шесть тысяч рублей казенных