Дома не моего детства. Игорь ГуревичЧитать онлайн книгу.
губу.
А потом назвал время и место, где будет ждать её завтра. И добавил: «Дома скажешь, что придёшь на следующий день». Семён не знал, замужем эта женщина или нет: ему было всё равно, потому что он видел, что баба хочет быть с ним. А раз так, значит, решит сама, как ей всё провернуть наилучшим образом, сама разберётся со своими домочадцами. Он не был кретином и прекрасно осознавал, что Владлена могла прийти из страха за себя, за своих близких, – все знали, какие легенды ходят про людей его профессии. Ну и что? Так даже лучше: страсть, приправленная страхом, ещё горячей и слаще. Ну а ежели не придёт, то жаль, конечно, такая красотка и в постели, должно быть, лихая, но преследовать её он не станет: невелика потеря! Ромбы на петлицах дороже в сто крат, а таких, как эта, он себе добудет ещё не одну, пока занимается защитой государства: это ему в качестве компенсации за внеурочную работу, премия. Однако наглеть не надо, не по чину. Семён это отлично понимал и умел держать себя в руках, за что его и ценило начальство.
Владлена, однако, пришла к назначенному часу – и всё у них закрутилось-завертелось, будто на самой расчудесной карусели. И случилось так, что Семён сам не заметил, как влюбился в эту случайную бабу, по уши влюбился и вместо разовой премии себе выписал судьбе долговую расписку на всю оставшуюся жизнь…
Владлена шла по улице имени Воровского, которую все продолжали называть Крещатик и никак иначе. Кто был тот Воровский, она толком не знала. Это нынешняя мода такая – улицы именами советских деятелей и героев называть. Например, бывшая Фундуклеевская, по которой она выходила на главный проспект Киева, нынче носит имя Ленина. Но с этим хоть всё понятно: Ленин – это Ленин, вождь мирового пролетариата, прародитель Страны Советов.
Когда Колька вступал в пионеры, в доме чуть не каждый день звучало это имя. Правда, звучало как-то ущербно, будто подмена: вместо Ленин – Ильич. Владлене это казалось оскорбительным. Она смутно помнила из давних, полных неведения и потому счастливых детских лет, как по соседству с их семьей, в полуразвалившейся мазанке жил вечно пьяный бобыль Степан Ильич. Так его никто по имени и не звал, а так, запросто, будто собачку подманивали: «Эй, Ильич! Подь сюда, подсоби, я тебе за то первача в стакан плесну». И тот подбегал с трясущимися руками, приплясывая на ходу. Разве что хвостом не вилял, поскольку не имел этого самого хвоста. А имел бы… эх! Владкин дед так и говорил: «Ильич и есть Ильич: кличка пёсья. Пустой мужик, бесполезный. Только жалко… как брошенную собаку».
Так что когда сын поминал Ильича, Владлена непроизвольно вздрагивала, будто слышала сигнал из детства. Но никуда не денешься: сын есть сын – приходилось соответствовать. Особенно весь мозг Владлене он вынес, когда заучивал торжественное обещание перед вступлением в пионеры. Колька запоминать всякие тексты был не мастак. Даже стишок в четыре строчки мог учить не один день, а как только в школе к доске вызывали, забывал напрочь. То ли дело Ривкин Буська: с лёту всё схватывал