Две любви Саныча. Сергей КулаковЧитать онлайн книгу.
И в том, что хвастаться начал – тоже манера не из благородных. Но что сделал, то сделал.
И дел наворотил, как оказалось, гору.
– Как этого можно не знать? – начал свой полет я. – Когда любишь, только этим и живешь. Ничего больше не интересно. Весь мир сжимается до размеров одного человека. Ешь, пьешь, что-то делаешь, напиваешься в хлам – а сам только про нее думаешь. Вот тут, – показал я на грудь, – как паяльная лампа круглые сутки сидит. Все время жжет.
Я говорил и вспоминал свой период любви.
Была такая же золотистая, прохладная осень, и она носила бирюзовый плащик, яркий, как оргазм. И я за этим плащиком по всему городу вскачь… Как увижу, мелькнет бирюзовым вдали, – я со всех ног туда. Даже подумать не успевал. Натурально, сумасшедший.
– Сижу, – Санычу вещаю, – в комнате, в общаге. Жду. Вечер, ее нет. Думаю, не дождусь. А мы ругались тогда все время, расставались каждый день. Но все равно жду. В голове все плывет. Хоть в окно с восьмого этажа. Кожа от тела отстает. И вдруг – цок, цок, цок ее каблуки по коридору. Идет. Ближе, ближе – коридор длинный, я в самом конце жил… У меня сердце останавливалось от этих каблуков. Как сознание не терял, не знаю. Убил бы кого, и не заметил… Настоящая болезнь. Врагу не пожелаешь.
Я сделал паузу.
Саныч не шевелился.
– Хотя… – я усмехнулся, – если бы я этого не испытал, жизнь точно прожил бы зря.
Саныч выслушал меня молча, потом долго же молчал. Мы курили, я остывал от рассказа.
Мой друг все молчал.
– Ну, было у тебя такое? – чтобы закончить тему, спросил я.
– Ничего такого я совсем не знаю! – проговорил Саныч, вывернув на меня свои совсем почерневшие глаза.
И пойми, с какой интонацией он это сказал! Тут и десять профессиональных мозгоправов не разобрались бы. И я не разобрался, а просто подумал, насколько я все-таки богаче его. Жалко стало мне друга, и, нарушив правило не менять руку наливающего, я налил сам – по полной.
– Давай, – говорю, – за любовь.
И хоть тост этот женский, и не двум суровым мужикам его пить, но есть она, любовь настоящая. И сам я был тому свидетелем и жертвой в одном лице.
– Давай, – без интонации согласился Саныч.
Чем именно закончился тот вечер, в какой день недели он был, я уж не помню. Всяко мы заканчивали подобные вечера: то песни пели, а то, бывало, сцепившись, катались на полу под опрокинутой лавкой, выворачивая друг другу руки и шеи. Дружба – она странные порой оттенки приобретает. И все, если подумать, нужны, как цвета в радуге. Но как мы разошлись тогда, в памяти моей не задержалось.
И если уж признаваться до конца, то и разговора этого я не запомнил. Мало ли чего и когда наговоришь в застольном-то вдохновении?
Но он сам ко мне вернулся, шлепнул бумерангом по лбу – и глаза мои раскрылись растерянно. Но было уже поздно что-то менять: потрудился я на славу.
А может, напрасно виню я себя одного? Ведь не закрой государство Ларису за железной дверью, всего того, что случилось, и близко не произошло бы. Да и Саныч, в общем, не юноша, зубов половины нет.
Но поскольку брать государство к себе в подельники