Цветы, пробившие асфальт. Путешествие в Советскую Хиппляндию. Юлиане ФюрстЧитать онлайн книгу.
идеалы хиппи распространялись еще до того, как они вообще стали известны как таковые139. Легендарный ленинградский персонаж Вильям Бруи из семьи частных артистов и предпринимателей, прежде чем стать хиппи, похоже, прошел через несколько разных молодежных контркультурных реинкарнаций. Его старший брат, один из известных фарцовщиков в городе, вовлек его в мир стиляг140. Затем, познакомившись с художниками, писателями и молодыми поэтами из окружения Иосифа Бродского, Бруи сменил сардоническую элегантность на драный свитер и стал битником. В конечном итоге, увидев фотографии хиппи в середине 1960‐х (что было невероятно рано для Советского Союза), он опять изменил свой стиль, оставаясь при этом одинокой разноцветной фигурой среди своих сверстников. И он, и другие информанты подтвердили тот факт, что в городе в то время были и другие компании хиппи, но их участники растворились в исторической дымке141.
Независимо от Бруи, Андрис Гринбергс из Риги прошел через похожие этапы поисков себя. По словам Гринбергса, он никогда не был стилягой, но также начинал с желания выглядеть более элегантно, чем окружающие его люди: «Я больше уважал аристократов. Классика, абсолютная классика»142. Затем он попал в рижские круги завсегдатаев легендарного кафе «Каза» (Kaza), названного так в честь стоявшего там кофейного автомата «Казино». Посетители «Казы» сознательно идентифицировали себя с американскими битниками, являясь при этом этническим меньшинством (латышами), проживающим на краю советской империи. Это придавало рижским битникам весьма специфический местный колорит143. Эйженс Валпетерс (Eižens Valpēters), летописец кафе «Каза», описывает свое поколение как флагман рижской нонконформистской культуры:
У нас была способность по фрагментам реконструировать очень многое. <…> Я знал, что есть Керуак, я знал, что есть Аллен Гинзберг, я знал, что они слушали джаз, курили траву. Мы знали, что они носили большие джемперы, волосы чуть-чуть длиннее, все курили, даже девушки курили, я даже иногда вставлял: «Как ты можешь не курить!» Для нас это была романтика… Наше мышление было уже к этому готово144.
В то время как в кафе «Каза» продолжали обсуждать литературу и культуру – вполне в духе оттепели, – Андрис Гринбергс потянулся к новым берегам: «Я тогда так одевался, мне нравилась эта публика, я туда [в кафе «Каза»] заходил, а они меня принимали как своего. Потому что у меня был имидж, который они ценили. Но потом мне все это надоело и показалось неинтересным. И я не знаю, как это началось… Мне стали интересны эти молодые люди, которые носили длинные волосы, я начал для них делать одежду – дизайн „хиппиз“»145. Гринбергс не порвал до конца с рижской богемой. Довольно часто два направления, литературное и экзистенциалистское, с одной стороны, и хипповское, следящее за модой, с другой, сосуществовали не только среди посетителей одного и того же кафе, но иногда и в одной семье.
Переход от
Про легендарный «Сайгон» см.: Сумерки «Сайгона» / Под ред. Ю. Валиевой. СПб.: Zamizdat, 2009. О молодых поэтах и поклонниках Серебряного века и их переплетении с ленинградскими хиппи см.:
Стиляги появились в стране в конце 1940‐х годов, подражая западным любителям джаза. Они просуществовали до начала 1960‐х годов, но контакты напрямую между стилягами и хиппи, которые появились позднее, были редки. Только два хиппи, Вильям Бруи из Ленинграда и Александр Литвиненко из Москвы, утверждали, что находились под влиянием своих родственников-стиляг (интервью с Бруи, Литвиненко). По своему стилю стиляги, стремившиеся к «крутости» через потребительство, сильно отличались от хиппи, которые его сознательно отвергали.
Интервью с Бруи.
Интервью с Гринбергсом.
Более подробное обсуждение среды рижских битников и хиппи см.:
Интервью с Валпетерсом.
Интервью с Гринбергсом.