Александровские Кадеты. Смута. Том 1. Ник ПерумовЧитать онлайн книгу.
больше всего опасаясь услыхать звонкий удар пули в броню.
Но – нет.
Мишень глухо стукнулась о сукно.
Зал затаил дыхание.
Подполковник Аристов с Ириной Ивановной первыми оказались возле сбитого кругляша.
– Опора перебита пулей!..
Голос госпожи Шульц звенел торжеством.
И вот тогда зал взорвался по-настоящему.
Уснула седьмая рота в тот день очень и очень не скоро.
Не уходили из ротной рекреации, раз за разом заставляя Фёдора повторять всё снова и снова; слушали все, даже капитаны Коссарт с Ромашкевичем, даже Две Мишени; а внимательнее всех, казалось, слушала Ирина Ивановна Шульц.
И Федя рассказывал. На груди у него сиял золотой значок «За отличную стрѣльбу», самим государем вручённый, и другой мальчишка раздулся б от гордости, что твоя жаба; а Феде всё казалось, что случилось это совершенно не с ним и никакого значения вообще не имеет. Ему б летать сейчас, аки ангелу Господню, а он и отвечает невпопад, и думает совершенно об ином.
Что тайна подземелий под корпусом так и осталась неразгаданной.
Что тайна временных потоков тоже умрёт с ними, ибо кто поверит в подобное?
Что эсдеки и впрямь могут преуспеть в своих замыслах.
Что сестра Вера, как оказалось, попросту врала ему, пусть и «из лучших побуждений», но врала; и что, если она вообще не сможет ничего выяснить?
И потому справный и бравый кадет Солонов Фёдор, только что выигравший стрелковый смотр, да так, что и внукам хватит рассказывать, – совершенно об этом не думал.
И даже не мог вспомнить потом, чем всё это закончилось и когда он пошёл наконец спать.
Петербург,
30 октября 1914 года
По пустой Лиговской улице, тёмной и замершей, быстро шла, почти бежала, молодая женщина в длинном пальто и меховой шапочке. Последние дни октября выдались почти по-зимнему холодными.
Потрясённый до самого основания последними событиями город погрузился во тьму, фонари остались гореть только на Невском, Литейном да возле Таврического дворца. Здесь же, ближе к окраинам, об освещении никто и не думал; видать, сломалось где-то что-то, а инженера́ то ль разбежались, то ли попрятались, а может, и то и другое вместе.
Холодный и злой ветер дул женщине прямо в лицо, заставляя кутаться в бесформенный шарф, глубже прятать руки в округлую муфту.
Женщина спешила, очень спешила, и почти не смотрела по сторонам.
Ветер нёс на неё пыль и гарь, кружились обрывки газет, листовок и афиш – следы прежней мирной жизни. Комики Гольдштейн и Эпштейн, как обычно, зазывали в сад «Буфф». В Мариинском театре, правда, случились изменения репертуара: оперу «Жизнь за царя» сняли, заменив балетом «Лебединое озеро». «Бродячая собака», впрочем, не боялась никого и ничего, объявляя очередной вечер поэзии с Блоком, Ахматовой и Гумилевым…
Женщила лишь плотнее стягивала шарф.
На круглых афишных тумбах поверх всего прочего наляпаны были огромные плакаты Петросовета, отпечатанные аж в два цвета, похоронившие под собой