Капитан Ульдемир. Властелин. Владимир МихайловЧитать онлайн книгу.
надежд? Она не понимала, и оттого становилось еще грустнее.
Сначала показалось – полюбила. Хотелось полюбить, и тут пришел человек – не такой, как все, интересный, уверенный, внимательный. Полюбила, была готова на все. А он почему-то медлил. Может быть, пренебрег, а может быть, и не хотел этого от нее. Или просто был нерешительным. Такое не прощается.
Конечно, молодым его назвать трудно, и она подметила взгляды товарищей, ребят и девушек. Но она думала и поступала по-своему. Так ей казалось.
И если бы он показал, что любит ее по-настоящему, она бы привязалась к нему, наверное, всерьез и надолго. Навсегда ли – этого сказать, конечно, никто не может, но надолго.
Но – он не показал.
Он забывал о ней за своими делами. Конечно, у всякого есть свои дела. Так должно быть. Но забывать нельзя. Внимание должно быть всегда. Подойти с цветком хотя бы. Посидеть, поговорить. Рассказать, как любишь. Какими бы ни были дела – вырваться, чтобы было ясно: дела делами, но важнее, чем она, на свете ничего нет и быть не может.
Такого от него не дождаться – она теперь ясно понимала.
Конечно, если бы она любила – примирилась бы. Но – теперь стало совершенно ясно – не любила. И интерес стал проходить. Потому что увидела: иногда он не знает, что делать, сомневается, колеблется. А ей надо было так верить в человека, чтобы по его первому слову кинуться очертя голову.
Всегда все знают лишь люди недалекие; ей, по молодости лет, это было еще неизвестно.
Нет, не ее судьба.
Сказать ему – и уйти.
И опять, когда нужно, – его нет. Оставил ее и улетел.
Нет, она права, безусловно. Хорошо, что вовремя поняла все.
Он, конечно, будет переживать. Но ничем ему не поможешь.
Скоро ли он там?
Терпение стало иссякать. И тут как раз позвал ее Никодим.
Иеромонах знал направление, и они быстро собрались и пошли налегке. Ходить оба умели. Шли как будто неспешно, но ходко.
Пахота под второй урожай была закончена, и поля, быстро покрывшиеся зеленым ковриком всходов, были пустынны. Но на лугах начинался сенокос.
Иеромонах с девушкой шли не останавливаясь, пока не пришла пора передохнуть. Устроились в тени. Анна откинулась на спину и словно задремала. А Никодим сидел подле кромки луга и, щурясь, любовался тем, как дружно взблескивали косы при каждом замахе. Сидеть было чуть влажно: дождик прошел недавно. Но и приятно.
Никодиму было грустно.
Войны не были для него новостью. Монастырь его стоял у большой военной дороги. Езживали по ней тевтоны, поляки, свеи. Потом они отступали, за ними шли русские.
Горели курные избы, вытаптывались поля, недозрелые колосья вминались в прах.
И сейчас, когда начиналась война здесь, – а что она начнется, у Иеромонаха было точное чутье, – он жалел эти поля и этих людей, которым суждено было больше всех терпеть от каждой войны, а затем своим потом снова поднимать жизнь, чтобы опять лишиться всего через несколько лет или месяцев.
Но пока не