Реформатор. Новый вор. Том 2.. Юрий КозловЧитать онлайн книгу.
руками звездную пыль, считывать текст с… зеркала прохладной воды. Мир с поправкой на Вечность представал неуправляемым и в принципе непознаваемым. В таком мире могло происходить (можно было делать) что угодно.
Как, собственно, оно и было в России.
Надо было только знать рычаги.
Которые, как подозревал Никита, всякий раз были разными, в смысле, штучными, без(вне)законными. Выявление и разовое использование рычагов, собственно, и лежало в основе теории управления новым миром.
Во вторник миром следовало управлять иначе, нежели в понедельник, потому что правила, которые действовали в понедельник, во вторник превращались в собственную противоположность (антиправила). Люди с устаревшими, точнее устоявшимися, а может, установившимися (то есть подавляющая часть человечества), представлениями о добре и зле выводились из, так сказать, управленческого персонала по статье «профнепригодность».
Никита подумал, что Бог дал людям слишком большую свободу.
А те воспользовались ею не лучшим образом.
«Бог предоставляет человеку свободу верить или не верить в себя, – словно прочитал мысли Никиты Савва, – но совершенно недопустимо лишать людей понимания происходящего, запуская в общество иного – не человеческого, то есть недоступного линейному пониманию – ряда технологии. Жизнь в этом случае теряет всякий смысл, превращается в какую-то позорную лотерею с позорными проигрышами и не менее позорными выигрышами».
«Чья жизнь?» – уточнил отец.
«Вся, – ответил Савва, – в том числе твоя и моя и вот… его», – кивнул на Никиту.
«Если только с помощью иных, как ты выражаешься, технологий не создается новый – иной – человек», – заметил отец.
«И самое удивительное, что он создается посредством свободного выбора, – сказал Савва, – в принципе, на человека не оказывается никакого давления, каждое решение он принимает свободно, то есть сам».
«Если, конечно, не считать телевизор, который этот самый свободный человек свободно смотрит», – задумчиво добавил отец.
Никита вдруг подумал, что, в сущности, все люди – дети прохладных вод… материнского чрева, которые, как известно, непосредственно перед родами отходят. Богине Сатис, следовательно, невозможно было утопиться. А если и было, то бог самоубийства Ремир должен был ей воспрепятствовать, явить свою (не?)ми- лость во избежание пресечения человеческой (Ното sapiens) цивилизации.
Никита как в свете молнии увидел основной конфликт бытия – стержень, вокруг которого крутилась жизнь, но он усомнился, потому что слишком уж много было этих стержней, слишком уж легко они, как в свете молнии, являлись пред его мысленными очами. И еще почему-то в сером экране стоящего на кухне телевизора ему увиделась… прохладная вода, то есть не вода, а антивода.
Вода и антивода находились примерно в таком же противоречивом единстве-антагонизме, как Христос и Антихрист. Никита отдавал себе отчет, что неким обскурантизмом (мракобесием, ненавистью