Штрафбат Павла Первого: Штрафбат Его Императорского Величества. Спецназ Его Величества. Диверсанты Его Величества. Заградотряд Его Величества. Сергей ШкенёвЧитать онлайн книгу.
некоторое несоответствие, ранее пропущенное мимо внимания: у того всего одна нога. И какого чёрта, прости Господи, на костыле сюда припёрся? В прошлых снах этого инвалида не встречал. И кто же таков?
– Александр Христофорович, голубчик, ты точно ему ничего не оторвёшь? По «Уложению», конечно, четвертование полагается, но давай дождёмся приговора трибунала. И вот тогда милейшего генерала… э-э-э…
– Зубова, государь!
– Что, опять Зубов? Когда же они кончатся?
– Брат вот этих самых… – Бенкендорф кивает в сторону душившего меня одноглазого исполина, милосердно добитого штыком, и ещё одного, с развороченным пулей лицом. Интересно, как опознал? – Надо бы всё их семейство пощупать, государь.
– Дело говоришь. Акимов!
– Я, Ваше Величество!
– Полковника тащите сюда, поможешь поручику допросить обоих. Только ласково, а то ведь вы, ироды, и для эшафота ничего не оставите. И пару пистолетов мне раздобудь.
– Сей секунд, Ваше Императорское Величество!
А сам подмигивает с таинственным видом, будто выпить тишком от жены приглашает. Что за секреты такие? Отвожу гренадёра в сторону:
– Ну?
Тот мечтательно закатывает глаза:
– Намедни довелось такую пару видеть, что лучшей во всём Петербурге не сыскать…
– Так принеси.
– Тут такое дело, Ваше Императорское Величество… они работы самого Симона Норча и…
– Да хоть работы капитана Мосина! Царь я или хрен собачий? Если лучшие, то должны быть у меня!
– Разрешите взять с собой ещё роту семёновцев?
– Один не донесёшь?
– Но ведь…
Некогда слушать объяснения – махнув рукой, отпускаю Акимова, вручив в качестве мандата и подтверждения полномочий золотую табакерку с собственным портретом на крышке. В смысле, с портретом Павла. А что, не хуже любого удостоверения личности – вряд ли у кого достанет духу сомневаться в предъявителе сего.
Как там наш предобрейший Валериан Александрович поживает? Явно не хуже братьев, те вообще никак не поживают. Но морду графином разнесло так, что не только мне, и родному папаше мудрено было бы узнать. И если давеча в слабом свете свечей лицо показалось знакомым, то сейчас… маска, на которой кровь перемешалась с пудрой и румянами. Говорит еле слышно, слова скорее угадываются по движению губ, но допрашивающий Зубова Бенкендорф вполне разбирает, знай себе чиркает пёрышком по бумаге ровным изящным почерком, умудряясь не посадить ни единой кляксы.
Протягивает лист:
– Вечор о том и хотел доложить, государь! Кабы изволили выслушать…
Что там? По мере чтения холодеет спина, а в груди разгорается горячая, но спокойная ярость. Именно так, хотя и не знаю, как это сочетается между собой.
– Не врёт? Полковника допрашивал?
– Ещё сразу после ареста, государь, вот его листы. Потому и поспешил на… э-э-э… на выручку.
Хреново, всё настолько хреново, что хочется плюнуть на всё и отдаться на волю судьбы. Хотя… да, большевики не должны ждать милостей от природы!
– Поднимай