Ключ от пианино. Елена ДевосЧитать онлайн книгу.
косметики французской! – восхищенно выдохнула она. – Директор столичного магазина в эфире сам пообещал.
***
К вечеру я вышла из библиотеки, держа в руке толстокорую зеленую тетрадь, где были записаны все ответы. От сумерек и прочитанных книг у меня легонько кружилась голова.
Был март, самая его середина. Под сапогами хрупал подтаявший за день снег, бледный закат расползался там, на горизонте, за яблоневыми садами, теперь сплошь черными да серыми, за крышами маленьких пестрых летних домов с заколоченными окнами. В воздухе стояла такая прозрачная, нежная тишина, какая бывает только в начале весны за городом или в деревне. И пахнет она необычайно: еще чувствуется в ней свежесть снега и тянет дымком, но идти по улице без шапки уже приятно, мороз не щиплет щек и носа − зима прошла.
…Удивительное дело, но порой так хочется снова услышать этот запах, пройти по узкой улице, осторожно обходя полузамерзшие темные лужи. Вечер, весна, сырое, уже черное небо, по дороге ни пройти ни проехать, кругом одни канавы, а в них лепечет вода, отражается кислый оранжевый свет кособоких фонарей. «Не упади, смотри!» – охает бабушка, берет меня за руку и аккуратно переступает калошками через шуршащий от снега и мусора ручей.
Бабушка нянчилась со мной, пока я не пошла в школу, и говорила, что очень любит музыку. Любовь эта выражалась в том, что она знала сотни романсов русских и советских композиторов наизусть. Особенно нравился ей романс Баснера, из «Дней Турбиных», и она так радовалась, бывало, когда его передавали по радио в какой-нибудь послеобеденной пенсионерской передаче – «Это было, было…» или «Песни нашей юности», так хотела разделить со мной эту любовь, что звала меня во весь голос, и мы подбегали к ее темному, большому, как сундук, радио на козьих ножках и замирали вместе, слушая, как поет Анна Герман.
Боже, какими мы были наивными,
Как же мы молоды были тогда.
Да, наивными, шептала баба Вера, прикладывая руку к необъятной груди. Настоящего ее голоса (мама говорила, что в молодости бабушка пела очень хорошо) я так и не услышала: только сипловатый тенорок, искаженный менопаузой, гормональными лекарствами и великой драмой развода с дедушкой, старательно вторил Анне Герман. Но вот загадка, лебединое сопрано в той старой, чуть потрескивающей записи так неразрывно связано у меня с бабушкой, что порой мне кажется, будто это пела только она.
Так были написаны ответы на очередную викторину в череде бесчисленных конкурсов матери, так был запечатан и отправлен в Москву плотный желтый конверт, и я забыла о нем – ведь, как показывала статистика, мы выигрывали, в среднем, один раз из двадцати. Мама лично и внимательно следила за всеми дальнейшими этапами и, конечно, именно она субботним утром покрутила в радио круглый рычажок громкости и вдруг закричала, что сейчас Верман будет из двадцати кандидатов тянуть победителя.
– А-абсолютно вслепую! – услышала я, заходя на кухню. – В ящике у нас письма от эрудитов из Костромы, Новосибирска, Владивостока,